Татьяна Архипова - Суздаль. Это моя земля

— Вот твой шарик. Гляди! Деньга Суздальско-Нижегородского княжества. — Пятнадцатый век, не хухры-мухры! Вечером отметим. С почином!

— А?.. Э?.. — я почувствовал испарину на лбу и под лопатками. — Пчела?..

— Возражения?

— Никак нет, — сделал попытку бодро отрапортовать, но во рту пересохло.

— Тогда иди, Саня, займись поляной. Сам знаешь — хреновуха, медовуха, все дела. И огурцы с мёдом не забудь, мы же в Суздале.

С хреновухой и медовухой понятно, а вот с огурцами не очень. Где я возьму огурцов, да ещё и с мёдом. Бормочу мантру:

— Огурцы с мёдом. С мёдом огурцы.

Вселенная всегда откликается на конкретно сформулированные запросы. Вижу объявление: «Огурцы. Мёд. Соленья. Открыто». О, вот оно! Огляделся, нет ли собак? Приоткрыл калитку, захожу. Во дворе старушка в льняном сарафане мастерит куколку-мотанку на завалинке. Поздоровался. И она. Отложила куколку. Внимательно смотрит.

— Здравствуй, милок! За огурчиками пришёл? За медком?

— Так точно, бабушка!

— Отмечать что? Рождение ли, смерть ли?

— Нет, что вы! Археологи мы. Первая находка в этом сезоне. Нашли монету древнюю.

— Древнюю, говоришь? Такую? — протягивает мне куклу, а на поясе у неё щербатая чешуйка.

Я безвольно взял фигурку и поднёс монеткой к глазам. Монетка завибрировала, ожила и взвилась. А вместе с нею поднялся в воздух целый рой.

— Пчёлы… — и мир плавно ушёл в черноту.

Очнулся на копне сена-соломы, заботливо укрытый шерстяным платком. Старушка сидела рядом.

— О! Очухался! А я тебя, милок, заждалась, — тихо произнесла старушка, — И друг твой заждался.

— Пашка? — я вдруг нутром, чутьём почуял, что речь о именно нём.

— Пашка?.. А, ну да… Пришёл он сюда со злыми намерениями и умер в страхе.

— С какими злыми, что вы? Это же Пашка!

— А с такими! Хотел взять деньги из могилы. И сам в могиле и остался.

— Он ошибся, понимаете, ошибся! — меня, седого мужика, душили слёзы.

— И что же ты? Поручишься за него?

— А то!

— Тогда надо бы его проводить, — бабушка пристально посмотрела мне прямо в глаза, — справишься? Держи копейку. Вторая у тебя есть.

— Так не у меня, у руководителя группы же!

— А это уж, милок, ты сам решишь. Были времена, вы копейки в карманы прятали, не тужили, вот и сейчас думай, где ты и как. Перейти реку — отдать копейку, вернуться — ещё одну отдать. А если не отдать, то и не вернуться…

Бабушка посмотрела с сочувствием.

— Это не просто копейка, а деньга на проезд, — нахмурилась и, взглянув из-под бровей, дала понять, что аудиенция окончена. И уже вслед, спохватившись, окликнула, протянула корзинку:

— Огурцы-то с мёдом не забудь! Пока ты лежал, собрала же!

Вернулся в лагерь.

— Тебя только за смертью посылать, — с улыбкой сказал Данилов.

Меня как током ударило. За смертью, говоришь… Молча отдал ребятам добычу. А ночью у костра рассказал Данилову о старушке.

— Монетку бы мне? Старушка вторую дала.

— Вторую, говоришь? А ну, покажи… хм… действительно, точно такая же. Старушка твоя непростая, кажись…

— Сказала, что это деньги на проезд. Но я не понял.

— Она права. На Руси тысячу лет назад был обычай давать погребённому деньги на проезд. Для оплаты перехода в загробный мир. Эти деньги мы находили и сдавали в Суздальский музей. Там отличная коллекция монет собралась. Зайди, посмотри.

— У старушки коллекция не хуже, чем в музее!

— Может быть, может быть… Покажешь, где её найти, старушку твою?

— Да. Завтра. Монетку отдай?

Всю ночь ворочался. Чем глубже дрёма — тем громче жужжание. Вышел из палатки. Сквозь туман пробивается полная луна. Данилов один у потухшего костра. Увидел меня, вскочил.

— Пошли к старухе!

— Ночь ведь!

— Посмотри на небо. У всех стариков сегодня бессонница.

Знакомое объявление на заборе: «Огурцы. Мёд. Соленья. Открыто». Заходим. Во дворе старушка в льняном сарафане мастерит куколку-мотанку на завалинке. Поздоровались. И она. Отложила куколку. Внимательно смотрит на Данилова.

— Ну, здравствуй, Нумизмат!

Я обомлел. Ноги ватные, привалился к забору, стою. Вот так-так! Смотрю, а Данилов то ли улыбку прячет, то ли злость таит.

— Много ли копеек насобирал?

— Тебе-то что?

— Суздаль — это моя земля! А ты молодыми руками могилы копаешь, у мёртвых плату за проезд отбираешь.

— А ты за мною что ли следишь, карга?

— Уж такая я тебе и карга? Приглядись!

Пригляделся и я. Не было никакой старухи. Была молодая, в сияющем при лунном свете льняном платье до пят. Подняла руки к небу, за руками поднялся рой, слизал Данилова и лёг оземь, успокоившись. Мне стало дурно.