Татьяна Архипова - Суздаль. Это моя земля

Я обомлел, замер, отвёл глаза и посмотрел в раскоп. Над ямой висели тысячи и тысячи пчёл, и я не сразу понял, что их не слышно. Они не жужжали, тихо трепетали в воздухе, не нарушая и не вмешиваясь в музыку ночи. Чёрные в темноте насекомые, крошечные космические корабли в (без) воздушном пространстве. На разной высоте, в невидимом порядке, их узкие тела вибрировали, не звуча, не задевая друг друга.

Я не сразу понял, что Пашка кричит. И не сразу понял, где. Пока я рассматривал чудовище у себя перед лицом, он обошёл раскоп и может быть решил поймать пчелу или случайно её задел, я не видел. Я увидел лишь, как, повинуясь беззвучному сигналу, пчёлы медленно пришли в движение. Они двинулись на него. Не облепили, как Винни Пуха, а просто заслонили.

Тут-то я и услышал его крик.

Гигантский язык из пчёл облизнул сначала Пашку, а потом губы раскопа. Крик утонул в вибрации крыльев. Стена пришла в движение и киселём стекла в яму. Раскоп заволокло. Задрожало. Стенки ссыпались внутрь.

Крик затих.

Ямы не было.

Никого не было.

Ничего не было.

И тогда я побежал.

Потом были розыски, свидетельства, допросы, протоколы, многократные выезды на место, где экспертиза показала, что грунт в указанном месте не трогали десятки лет.

«Копейку» Пашкиному бате вернули. Я искал картёжников и Нумизмата. Спрашивал людей, приходил на игры, аукционы, тщетно. Никто не знал, ни кто он такой, ни как его найти. Говорили, что он играет по-крупному, и что мне ничего не светит. В конце концов я выдохся и прекратил поиски. Но по ночам снова и снова видел рой пчёл над раскопом, слышал Пашкин крик, полный ужаса и отчаяния.

И так сорок лет подряд.

[3]

Суздалю тысяча лет. При таком наследии, чтобы воткнуть в землю лопату, надо получить миллион согласований. На исторически значимых землях археологи всегда идут впереди.

Наш Данилов, научный руководитель археологической экспедиции, в свои семьдесят по-прежнему весёлый, сухой и стремительный оптимист. Он работал в теме древней истории всю жизнь. Спрос на его экспертизу рос прямо пропорционально количеству запросов на строительство.

В ПАЗике, туго набитом лопатами, палатками и прочим добром, я изрядно нервничал. Ехал в Суздаль в составе отряда студентов-историков под руководством Данилова. На меня, шестидесятилетнего преподавателя, поглядывали с любопытством: серебряного волонтера нечасто встретишь. Но Данилов меня поддержал:

— Не дрейфь, Саня, — говорит, — я-то всё равно старше тебя!

И я бы не дрейфил. Если бы не пчёлы. Пчёлы, которых я вижу каждую ночь! Эта экспедиция — мой шанс доказать, что я ничего не выдумал, я здоров. И Пашка… Да, Пашка. Может быть, мы обнаружим… следы… останки… и сможем похоронить.

Выгрузились на берегу Каменки, у высохшего русла, неподалёку от улицы с названием Коровники, легко запомнить, а ещё легче спросить.

Задача — обустроить лагерь. Обозначить место для жилых палаток. Поставить хозяйственный и штабной шатры. Установить кухню: где хранить запасы и воду, где готовить. Организовать туалет и душ. Запитаться от соседей электричеством. Жить в экспедиции строго по распорядку. Дежурить по кухне. Работать в раскопе.

На завтрак — каша. На обед — работа. На ужин — каша. На сладкое — вечерний досуг и ночные посиделки. Подъём с рассветом. Основные задачи надо успеть сделать до полуденной жары.

Выдвигаемся на место. Роли в раскопе строго распределены. Есть участки, где требуется много сил: лопатой снять дёрн, передвинуть отвал. На других участках главное не силы, а внимание и терпение, там слои снимают шпателем или щёткой. Находки — в основном, черепки — попадают керамисткам, у которых основные инструменты — вода и кисточки. Как только что-то интересное обнаружено, кличут руководителя группы, место обозначают колышками, верёвкой и начинают обрабатывать.

Так и я. В обозначенном месте работаю штыковой лопатой, нарезая грунт ломтиками в сантиметр. Потрошу ломти в пыль. Медитативное занятие… Ш… ш… ш… хрусть! Лопата проехала по чему-то чуть более твёрдому, чем грунт. Наклоняюсь, и вот — на перчатке лежит шарик. Тёмно-коричневый, как и весь грунт вокруг. С виду обычный камень, но уж больно круглый. Данилов смотрит и с лёту диагностирует:

— Поздравляю, Саня. Это монета!

— Монета-шарик?

— Шарик-шарик, — Данилов неспешно подошёл к керамисткам, окунул находку в таз с водой и аккуратно потёр щеткой.

Шар постепенно превратился в плоскость, затем проявился рисунок. Монета была щербатая, полосатая, как металлическая пчела.