Симпатичный мужик, не по-христиански заключила Алиса. Вам неведомо, а мы-то знаем, что Анатолий и впрямь мужчиной был обаятельным. Мудрое, худое, чуть вытянутое лицо — интеллигентное, вроде как поэтическое. Вьющиеся волосы, выпадающие редкими прядями из-под скуфьи, узкие надежные ладони — про них вы уже слышали. Весь Анатолий был узким и надёжным — тонким, как ивовый прут, и таким же упругим. «На бесстрашную пантеру похож», — поддалась отступным думам Алиса: «Чёрный, худой и всесильный». Не будем спорить с раненой женщиной, которая вот-вот влюбится по самые помидоры. Это вам не Пухов с дачей, мандатом и плодовитой женой.
— Так вот, — продолжил Анатолий, надламывая румяный хрусткий калач, — местные деловые элиты вопрос неоднократно пробовали решить. В семьдесят первом году купец Белов земства созвал, но те на дорогу скинуться отказались. Следом губернский гласный Коптев, и его не поддержали. В девятьсот втором промышленников из Коврова на подмогу позвали, но те заартачились: требовали, чтобы дорога по их фабрикам виляла, а платить за строительство сверх оговорённого не хотели. Так и живут: без дороги загибаются, а собраться да сделать — кишка тонка. Сегодня если кто и в силах, так это братья Фирсовы, купцы, торговцы, промышленники. Но они рогом упёрлись, мол, не нужна нам здесь дорога, неча здесь пришлым делать. Мы здесь дела делаем, продукты свои продаём и горя не знаем, а придут чужаки, нам жизни не будет. Что правда, Сашенька, они здесь как у Христа за пазухой: в бакалейной торговле и калачном деле они монополисты, все крупные лавки им принадлежат. И опасения их понятны. Но город как-то разбудить надо. Иначе загнётся, — Анатолий перекрестился с последним, далёким от псалтырного лексикона, словом.
— А мы-то, мы здесь при чём?
— При том! Если уж перенёсся во времени, дело разумей, а не просто так приведением прикидывайся. Не «Битву экстрасенсов» снимаем. Мы здесь духи бесплотные, во всякую стену вхожие, вот и пойдем к Фирсовым. К старшему, Алексею Фёдоровичу. Придём ночью, пока купец первой гильдии почивать изволит, немножко хренку для звука зажуём и будем с ним, сонным, разговоры разговаривать. До конца не материализуемся, останемся как помеха световая. Он спросонья решит, что привиделось, о нас и думать забудет, а разговор, мысль, — слово «мысль» Анатолий сказал важно, вот так «мыыыысль!» — долго помнить будет. Решит, что вообще сам к этой мысли пришёл, сам придумал.
— И что, помогает такой инструмент? — с сомнением посмотрела на разошедшегося священника Алиса. Интеллигентное его лицо, пока инструктаж говорило, заметно преобразилось. Особенно на слове «мысль». Худое умное лицо налилось решимостью, стало не просто умным, а волевым. Вот как интеллект украшает, а вы всё не хочу учиться, да не хочу учиться.
— Ещё как помогает, Сашенька, люди в полусне внушаемы. К счастью или к сожалению. К счастью, потому что бога слышат, а к сожалению — потому что не только бог с ними в миг уязвимости говорит.
— Мы вот, например, — неловко пошутила Алиса.
Анатолий пристально, дольше нужного посмотрел на Алису, будто решение важное принимал. Принял.
— И мы, например. Вы, Сашенька, слышали, что людям важные решения во сне приходят? Наяву бьётся-бьётся какой-нибудь, скажем, учёный над задачей, а она не поддаётся.
— Это как Менделеев с таблицей? — перебила Алиса, — слышала, конечно, но психологи же этот феномен раскрыли. Что-то там с сознанием и подсознанием.
— Мгм, — усмехнулся Анатолий в жидкую мушкетёрскую бороду, — психологам разгадка тоже во сне пришла.
— Постойте, Батюшка, — оторопела Алиса, — уж не хотите ли вы сказать, что всякое озарение — ваших рук дело?
— Теперь наших, Сашенька. Пойдемте-ка к Фирсову, — спохватился Анатолий, вскочил из-за стола, чуть не опрокинул и кофейник, и чашечки, да и сам резной стол, а дальше забубнил бегло, вполголоса и совсем не понятно:
— Эх, растяпа я недалёкая, это надо так заболтаться, до Орехова две версты, а я всё не о том. Вставайте, вставайте же, Сашенька.
Анатолий протянул девушке руку, да так суетливо помог подняться, что чуть из-за стола её не выдернул, как репку в сказке. Из калачной почти выбежали. Торопились в сторону Кремля. Хренов корень больше не действовал: прохожие Алису и священника не видели, то и дело таранили, обдавали ветром и проходили насквозь. Длинное Алисино платье исчезло, вернулся деловой костюм, что было кстати. В наряде двадцать первого века нестись по немощёным суздальским улицам было сподручнее. Анатолию облачение не мешало: шагал впереди широко, уверенно, стремительно.
Читать дальше