Татьяна Архипова - Суздаль. Это моя земля

— Кажется, есть прогресс, а? — улыбнулся Кирилл. — Сначала, видал, показно так фыркала на меня, а потом ничего, даже развеселилась немного. Люблю неприступных. Хотя таких недотрог у меня ещё не было. Зато ух какая! — он согнул руку и сжал кулак. — Сначала думать споить её, а она, видишь, не пьёт. Буду менять тактику.

Вечером собрались на брейншторм. Подняли за продолжение марафона, Кирилл свою стопку отодвинул:

— Вы бегите, а я отдышусь.

— Смотри, пропускаешь самое интересное! — Соня и Николя уже начинали мешать коктейли, которые должны стать хитами «Древней Руси».

Вечер продолжался, идеи лились, алкоголь тоже. Замечаю, что француз подкатывает к начальнице. Салфетку подаст, шепнёт что-то украдкой, прикоснётся невзначай, пошутит. И она смеётся! Кирилл занервничал, но виду не подал. Подсел с другой стороны, стараясь перетянуть внимание Мары на себя. Недобро поглядел на Николя. Тот взгляда не понял или не захотел понять. Кирилл уже и так, и эдак, и даже на философскую тему заговорить пытался:

— В городе тыща колоколов, а я за всё время ни разу их звона не услышал. Странно. Может, это знак?

Мара только хмыкнула, а француз катит к ней свои уже почти сорокалетние шары и катит. А та знай себе смеётся над его шутками.

— Пойдём покурим, — Кирилл встал из-за стола.

— Да я же не курю, — прокартавил Николя.

— Ну, подышишь, освежишься, а то вон какие щёки красные, как свёклой намазал.

Не знаю, о чём они говорили, но француз к Маре больше не подходил, только мешал коктейли и сам же их пил.

Второй день выдался более спокойным. Побывали на заводе, где варят медовуху. Естественно, попробовали. Вечером — снова на дегустацию. По дороге наткнулись на попрошайку. Настоящий юродивый: обросший, согнутый, в рванье. Странное он ощущение вызвал у меня: не пренебрежение, а скорее наоборот — интерес. Глаза у него были ясные-ясные, а голос — спокойный и смиренный. Сидел на паперти у одной из церквей, и, когда мы проходили мимо, схватил Кирилла за карман:

— Подай копеечку, а я тебя научу, как стать счастливым.

— Ага, ты себе расскажи.

— Смелости любить в тебе нету. Эх. Ничего, помогу. Захочешь спасибо сказать — я возле Успенской обычно. — Отвали, — уже через плечо процедил Кирилл.

Пробовали напитки, сделанные по старинным рецептам: пиво, наливки, настойки. И все такие вкусные, и все такие приятные. За предыдущую ночь Кирилл «отдышался» и вернулся в марафон. Особенно налегал на мёд ставленый, сделанный по рецепту тринадцатого века.

— Снова меняю тактику, — шепнул мне украдкой.

Весь вечер он ухаживал за Дашей, не обращая внимания на Мару, а по возвращении домой попросил меня лечь в гостиной, «потому что у меня совещание с коллегой». Заснуть удалось не сразу: совещание было шумным. Видно, спорный вопрос обсуждали.

Третий день — свободный, делай, что хочешь: гуляй, читай, иди в музей. Все хотели спать и встали только в двенадцать. После завтрака-обеда прогулялись, опохмелились и до конца дня работали как проклятые. Кирилл гнул своё: ноль внимания на Мару. Она всё так же холодна и — или мне показалось? — напряжена.

Марафон вышел на финишную прямую: оставалась последняя ночь в древнем граде Суздале, городе церквей и старинных напитков. Мара тоже пила — все удивились, но виду не подали — и быстро опьянела. Вскоре она ушла наверх. Кирилл, выждав минут десять, поднялся «по-дружески спросить, как дела, может, помочь чем».

— Постучал. «Открыто». Захожу. Она хватает меня за футболку и тащит на кровать. Пьяная, фу! Не люблю я так, но понимаю: вот оно! Думаю, что у трезвого на уме, то у пьяного на языке. А на языке у неё сейчас буду я. Шепчет: «Ну чем я хуже?» И вот она уже раздетая, и я раздетый, и луна прямо в окно светит на постель — романтика прям. Но вдруг понимаю: не хочу. Понимаю, что не это мне нужно… Вернее, хочу, но хочу её всю, целиком. Я даже как-то растерялся, у меня первый раз такое. Оделся по-быстрому и — на улицу, проветриться, прогуляться. Сую руку в карман, а там солома какая-то. Явно тот нищий подсунул.

Кирилл бродил по городу несколько часов. Медленно, задумчиво, потом всё быстрее, быстрее, пока не сорвался на бег. Запыхавшись, добежал до Успенской церкви, ища глазами попрошайку. Был готов кричать спасибо любому, кто ему встретится. Да только рано было, ни души на улице.

Падал снег, он стоял без шапки, сердце стучало, звонили колокола.

Мы разъезжаемся — он уезжает в свою старую квартиру, я меняюсь с родителями. Он говорит мне: «Я начал жить с девушкой, сына хотел бы забирать по выходным к себе, но она не умеет готовить, расскажи, что готовить ребёнку». Так мы с ней знакомимся. У него с ней всё только начинается, у меня с ним только закончилось, формально никто никого не уводил, никто никому не изменял, но осадок есть, конечно.