Коллектив авторов - Посиделки на Дмитровке. Выпуск 7

У новой жизни своя логика и свои приоритеты. Но счастливы ли они?

Валюшка, Валя, Валентина

История, о которой мне непременно хочется рассказать, долго жила во мне, не отпускала. Так случилось, что мне довелось познакомиться с героиней этого повествования, милой симпатичной русской женщиной, уже достаточно немолодой, прошедшей нелегкий путь испытаний, выпавших на долю людей её поколения, попавшего в беспощадные военные жернова…

Шла война. Сорок первый год был самым тяжелым — колоссальные потери, отступления, наступающий по всем фронтам враг, сожженные села, деревни, оккупация городов… На этих оккупированных территориях фашисты вели себя жестоко и нагло, чувствуя себя полновластными хозяевами, квартировались зачастую как в избах, так и в поселковых домах.

В одной из таких деревенских хат под Курском жила семья: мать и шестилетняя дочка Валюшка, отец которой, младший сержант Петр Васьков, сгинул на фронте в сорок втором где-то под Брянском, пропал без вести, как сообщалось в извещении.

В хате поселился немецкий майор вермахта, человек мрачный с тяжелым взглядом, от которого хотелось спрятаться. Валюшка его побаивалась, старалась не попадаться на глаза, хотя он, по большей части, казалось, не замечал девочку. Напивался он тоже тяжело и мрачно, в пьяном угаре хрипло и злобно кричал. Часто одинокое застолье майора заканчивалось за полночь, и когда, наконец, раздавался могучий храп немца, мать и дочь, осторожно приблизясь к столу, быстро собирали остатки пиршества — всего понемногу, чтоб было незаметно, — все равно наутро все полетит в мусор, не иначе… Таких деликатесов они никогда и не видели…

Но однажды, когда матери не было дома, Валюшка, наигравшись во дворе, рискнула, хотя ей это было запрещено, зайти в дом на половину грозного постояльца, которого в тот день дома не было. Предметы чужого быта, такие удивительные и красивые, заворожили девочку, и она даже не сразу расслышала в сенях грузные шаги внезапно вернувшегося хозяина этих необыкновенных вещей. Она успела юркнуть под обеденный стол и затаиться. Ужин немца, как всегда, сопровождался выпивкой, после чего наступило затишье. Страшный постоялец уснул, о чем свидетельствовал клокочущий храп отобедавшего.

Валюшка, до этого сидевшая тихонько под столом, боясь от страха даже пошевелиться, устав от долгого сидения в неудобной позе, сковывавшей детское тельце, робко выглянула из своего заточения, и, поняв, что страшный гость заснул, и можно незаметно выбраться, вылезла наружу. На столе, как всегда, вкусно пахнущие тушенка, ветчина, сало, что уже было ей знакомо. Но одно оказалось совсем новым — белые кусочки сахара, вкус которого девочка почти забыла. Вот бы попробовать… Она не удержалась, рука сама потянулась к белому, как снег, кусочку… Как вдруг, со стола с грохотом упала банка консервов, задетая неловким движением детской руки… Майора будто что-то подкинуло. Он сразу схватился за кобуру с пистолетом, но увидав хозяйскую девчонку, зажавшую в кулачке правой руки кусок сахара и затравленно глядевшую на него, пришел в дикую ярость, его глаза полыхнули ненавистью. Схватив со стола острый кухонный нож, он, не помня себя от злости, хрипло ругаясь, ударил со всей силой по детской ручке, отрубив все ее пальчики. Потом, хлопнув дверью, сразу ушел, даже не посмотрев на ребенка.

Валюшка, уже парализованная страхом, пронзенная болевым шоком, потеряла сознание. Такой, всю в крови, с помертвевшим личиком, еле живую, нашла ее мать. Схватив дочь на руки, почти обезумев от страха, не понимая толком, что произошло, она бросилась на улицу, скорей, скорей добежать до знахарки тетки Настасьи, жившей неподалеку.

Там, у знахарки, лечившей деревенских травами, настойками и молитвами, Валюшка пробыла больше двух недель, пока не затянулись раны и не утихла сильная дергающая боль в руке, беспрерывно терзавшая ребенка. Уж как только не проклинала Настасья нелюдя-немца, почем зря покалечившего невинного ребенка, призывая на голову этого ирода и нехристя всяческие беды, утешаясь, что, мол, Бог все видит и всё равно накажет…

Валюшка поправлялась медленно. Её худенькое личико совсем осунулось. По ночам она плохо спала, металась, звала мать. Знахарка утешала, отпаивала своими, одной ей ведомыми, отварами, ласково приговаривая: «Спи, детонька, усни, сладкий сон тебя возьми, скоро мама придет и Валюшку заберет…»

Но ожидание день ото дня не оправдывалось, мать так и не появилась, словом, тоже сгинула, как и отец, — пропала без вести.