Коллектив авторов - Посиделки на Дмитровке. Выпуск 7

— Дело в том, что Николай Николаевич — мой отец. Воскресший. В конце тридцатых его забрали по статье, по которой, можно сказать, хоронят живьём. Я была маленькая и ничего не понимала. Ему тогда по чьему-то доносу, как это было повсеместно в те годы, вменяли в вину развал работы на химзаводе, где он работал главным инженером, присовокупив женитьбу на еврейке — моей матери. Мне потом рассказали соседи, как его забирали, как кричала мама, и что с ней сделалось после его ареста. Она была без сознания несколько дней. Этого удара она так и не перенесла — её парализовало. Она так его любила! С тех пор прошло много лет, но она не смогла восстановиться. Я росла фактически сиротой, так как меня сразу же отправили в детский дом, где я воспитывалась до совершеннолетия. Ну, это уже другая история — тоже довольно печальная.

Окончив школу, я сразу смогла вернуться к маме. К этому времени умерла моя тетя — её сестра, много лет ухаживавшая за ней, и мама осталась одна, без помощи.

С тех пор я живу с мамой, стараюсь хоть как-то компенсировать годы, когда была от неё в отчуждении. Мне больно видеть её в таком состоянии, но это мой долг.

А недавно произошло чудо. Отца реабилитировали, и он смог вернуться к нам с севера, где он жил последние годы. Там у него давно образовалась семья, ведь он, как и мы, не надеялся вернуться к нам, попрощавшись с прошлой, нормальной жизнью.

— А как Николай Николаевич отреагировал, вернувшись и увидев Эмму Моисеевну в таком состоянии?

— Можно я без подробностей… На него было больно смотреть. Но он молодец, сдержался. Обнял маму и стал ей что-то шептать на ухо. А она то плакала, то всё смеялась своим больным смехом, а сказать ничего не могла. А отец уже не смог уехать. Так и остался с нами. Правда, только на месяц, там, на Севере, у него семья и его работа, которая их кормила.

Вот так и живем. Отец приезжает на месяц ухаживать за мамой, кормит, поит её, когда я на работе, убирает за ней, и всё прочее. Терпение и заботливость, как у настоящей сиделки. Но вот беда: пропал папа. И где он, и что с ним, не приложу ума. Хоть бы какая весточка. Вижу, мама ждёт, мается.

— А вы напишите или телеграмму пошлите, может, просто приболел, и сил нет приехать.

— Да уж писала, вот жду. Боюсь за него, ведь не молод, и организм весь изношен. Плохое предчувствие…

Николая Николаевича так и не дождалась его московская семья. Предчувствие дочери оправдалось. В тексте скупой телеграммы пришло короткое сообщение от новых родственников: скончался от сердечного приступа.

Вскоре умерла и Эмма Моисеевна, не дождалась, тоже не выдержало сердце последней, уже вечной, разлуки.

Злой рок событий тех лет безжалостно сметал всё на своём пути, не пощадил он и этой обычной семьи, чья вина была лишь в том, что они жили в жестокое время и были принесены на его жертвенный алтарь, как и сотни тысяч других, ни в чём не повинных людей… Лики их судеб были трагичны.

Жизнь и судьба, они идут рядом, рука об руку. Не хочется верить в предначертанность судеб, но так получается, что поневоле задумываешься, отчего у некоторых линия их жизни всегда чёткая и гладкая, а у других вся в ухабах, да рытвинах.

В семье, о которой мне хочется вспомнить, не было ни ям, ни прочих неприятностей. Жили двое — муж и жена. Лики их судеб не были ещё ничем омрачены. Оба сравнительно молодые, всегда улыбчиво-приветливы и вполне упитанны, отдавая предпочтение исключительно своей национальной еврейской кухне, весьма калорийной, что заметно сказалось на их аппетитных фигурах. Округлые плечи и талия, следы которой слабо очерчивались, совсем не влияли на характер всегда весёлого и общительного мужа — Яши. Ну а Бэллочка, любимая Яшина жена, царила в сердце влюблённого мужа и служила источником его постоянного вдохновения. Пышные формы сочной, как персик, Бэллы, вся её корпулентная фигура, колышущаяся при движении, вызывали его восхищение и непреодолимое желание поглаживать жену. Румяная, круглолицая Бэлла только добродушно посмеивалась на мужнины заигрывания и лениво тянула: «Ну же, остынь, Яша, не мешай жить…»

Порой Бэллочка в минуты откровения жаловалась: «Измучил он меня своей любовью, не даёт покоя…» Для многих женщин-соседок, живущих одиноко и аскетично, это признание с трудом расшифровывалось примерно как расхожее «с жиру бесится». Да, переедание тоже может вызвать тошноту или оскомину.

Мне Бэлла и Яша казались дружной и благополучной парой. Она всегда крутилась на кухне, готовя по нескольку блюд, а Яша крутился возле неё, курлыча что-то ей в ушко.