Игорь Белодед - Синий кит

— Сколько пальцев, сколько пальцев? — повторял Гильза и прятал в ржаные усы губы, как будто повторение вопроса было его козырной шуткой.

— Одиннадцать, — сказала София.

— Юморишь? Ценю-ценю. А теперь, дорогие дамы, скажите, что за кавалера вы не поделили?

В подсобке Гильзы Иванкова призналась, что это она налепила жвачку на стул, и попросила прощения у Софии, хотя тут же оговорилась, что думала, будто на том стуле должна сидеть Волобуева. София в ответ извинилась за свое поведение, и они обе пожали руки перед Гильзой, который шагал от одной к другой девушке и с видимым удовольствием обнимал их за плечи.

София разбитая, состоящая из тысяч осколков-дней, слепленных чужим воспоминанием, — пришла домой только в пятом часу. В прихожей стоял чемодан — не отца, на кухне перед сидевшим на табуретке Павлом Ивановичем на корточках расположилась мама. Она повернула к ней свою сухую голову и сказала с горечью:

— Здравствуй, дочка, ты думала, что я больше не вернусь домой?

В тот день в городе началась метель — и должна она была кончиться только после смерти и воскресения Софии.

Предыдущую неделю она не ходила в школу, до полудня лежала в кровати и рисовала синих китов, которые летали в красных от огней нефтехимического комбината небесах, потом выходила на улицу и шла к водонапорной башне. Мимо железнодорожных путей, вдоль крайней улицы предместья, что полнилась огромными гаражами с таинственными указателями: «Сход-развал», «Вулканизация». Ее удивляло, что она умрет, так и не узнав значения этих слов.

Мысли о смерти почти не волновали ее, страх исчез, спокойствие приятия неизбежного — тоже, и вся она ушла в ожидание не столько смерти — в нее она почти не верила, — сколько встречи с Аброй. София загибала искромсанную сетку-рабицу, ступала на заледеневшую землю, покрытую снегом, и вспоминала увиденные за четверть часа лица — на обочине дороги, ведущей в Раздольную. Она знала точно: Абры среди них нет.

На красном кирпичном шатре водонапорной башни белыми кирпичами был выложен год строительства — 1948, с источенной, общипанной по краям восьмеркой, он же год основания города. София долго смотрела на порыжевшую башню, думала, сколько же в ней метров? Издали, с железнодорожного переезда она казалась совсем низкой, сойди с такой — и самое большее — отобьешь себе ноги, но, чем ближе София подходила к ней, тем выше становилась башня, и тем явственнее воскресал в ней страх перед смертью. Внутрь София не заходила, но от Волобуевой знала, что дверь на лестницу легко отпирается.

Круг вокруг башни — второй, и София возвращалась к дыре в заборе: через час мама должна была привести Павла Игоревича из детского сада, а через полтора — отсыпать ей бочковитые, похожие на засахаренных жуков, таблетки, которые София прятала в ящик стола. Они почти не разговаривали друг с другом, отец приходил поздно, сверкал новой оправой очков, провожал маму до выхода из подъезда и возвращался домой угрюмый, закоченевший в своей правоте. На следующий день повторялось то же самое. София знала: долго так продолжаться не может, рано или поздно мама переселится к «Таньке» с концами — вместе с Павлом Игоревичем.

С утра ее разбудил звонок Агаты, та уже несколько дней напрашивалась к ней в гости, а сегодня виновато призналась, что это Щепка уполномочила ее разузнать о здоровье Софии.

— Но это не главное… главное, главное, понимаешь…

В трубке раздались шмыгающие звуки, София едва сдержала предупредительный смешок.

— Что случилось, Агата?

— Он ушел от меня, понимаешь? Ушел. Сказал, что всё это было ошибкой.

София вздохнула с облегчением, последнее время она прониклась сочувствием к Свербицкой, и знать, что ее отношения с Гильзой закончились — было радостью; расскажи ей кто-нибудь, что в их школе учитель ОБЖ спит с ученицей, она бы в ужасе отшатнулась от рассказчика. Но стоило взглянуть на Впадину, на ее плоскую грудь, тонкие паучьи ноги, как предчувствие большого скандала оборачивалось мелким фарсом.

Успокоив Свербицкую, София зашла в приложение — пара сообщений от Волобуевой — та приглашала ее вечером зайти к ней и сыграть в «новую плойку», которую она выпросила у «родаков в честь выздоровления». София ничего не стала ей отвечать. Одно сообщение от Руслана — еще из вчерашней ночной переписки, он желал ей сладких снов, несколько десятков беспорядочных сообщений от Сергея — он умолял ее встретиться сегодня, говорил, что на все готов ради нее, лишь бы она приняла от него шкатулку с лебедем. И прочитанное в 4:20 утра сообщение от Абры, состоящее всего из одного слова: «Сегодня».