Никита Немцев - Ни ума, ни фантазии

Я жадно смотрел на дорогу.

Разговаривать было не о чем. Самое смешное, я не чувствовал разницы с Москвой. Хотя в музыке Стёпа шарил. Знал «Хуго-Уго», «Тихий Зайчик» и «Оргазм Нострадамуса». Любил Д’ркина, Башлачёва и Фёдорова.

Тоску это не слишком разгоняло.

— У меня же флэшка есть! — Щурясь, он потянулся к магнитоле.

Пока небо кто-то красил фиолетовой гуашью, я с удовольствием слушал балладу про древнерусскую тоску. Вдруг раздался голос Летова.

— Не надо. Пожалуйста, — сказал я.

— Ладно. — Он переключил на «Наутилус».

По обводной мимо Нижнего Новгорода. Работки, Лысково, Чернуха, Анатольевка, Совхозный, — Стёпа надеялся доехать до полуночи.

Остановились в придорожной забегаловке: пластмассовый трактир. Посетителей были только мы двое; продавщица у кассы ёжилась в куртке. Лампочка иногда подмигивала, в жестяные стены бился ветер. Мы хлебали какой-то суп, наломав в него хлеба.

— Послушайте, Степан, а чего вы в дальнобойщиках-то забыли? — Я положил ладонь на стакан с чаем. Тепло.

— Да бабы это всё, — проговорил он, давясь простывшим пирожком.

— Вас бросили?

— Ну нет! — Стёпа прожевал пирожок. — Тут другое. Меня, видишь, всегда Люси, Глаши и Наташи окружали. Отец разбился, все дела. Я ничего, школу отмучил, поступил на истфак. Ну, царство баб, тыры-пыры. Я как-то взвыл, сказал подруге, что не хватает мужской компании. Тогда с её парнем и компашкой ихней в лес поехали. Я-то думал: костёр, гитара, рокенролл, — а вместо этого на джипе катали по говну. И приставали друг к другу: типа в шутку. Ещё соревнование «чей шашлык круче» замутили. И такая всякая херня. А! Ещё сидели и обсуждали, что будет, если мне горло перерезать, ага. Ну, я таких приколов вообще не понял, — до рассвета на станцию попёхал. Часа два ждал элку и часов пять до Москвы хреначил. А горло они всё-таки перерезали кому-то. Ну ничего, зашили.

Вернулся я, значится, в царство баб (я ж равных хотел, а не мудаков), — сплин напал. Барагозили как-то: я, Люся, Глаша, Наташа и ещё кто-то. Я каких-то свинских состояний тогда достиг. Валяюсь на ковре, заблёванный, удивляюсь, что лампочка ещё не разучилась светить. И кто-то спрашивает: «Стёп, где у тебя пакеты?» Я ему: «Да нафига?» — и смеюсь как дурной. Кто-то — мне: «Мусор вынести». Ну, я стягиваю с себя джинсы, подаю. Мне говорят, очень серьёзно, что это не пакет. Я заявляю, что если завязать штанины, то пакет не хуже, чем в «Ашане». Мне говорят: «Но это джинсы, Стёп». Я отмахиваюсь по-барски: «Да у меня ещё есть!»

Потом ясность — моментальная. Смотрю: а с моими джинсами в руках парень стоит — вылитый я. И ушёл. Я спрашивал девчонок: его Люся, кажется, привела, — но она была не в курсах, кто он такой и откуда взялся.

Я потом его в магазе встретил — месяца через полтора. Заобщались. Оказался начитанный и здравый: и, знаешь, не сноб какой. В правильной степени безответственный как-то. Мы с ним на дереве сидели и пиво лакали.

Его Стефан звали.

Ну, потом, ясень пень, началась херотека. Я его с подругами свёл, на пары притащил, к себе жить позвал, — он везде свой стал. Но фильмов — он смотрел чуть больше, чем я. Книжек — читал чуть больше, чем я. Нос у него — чуть правильней, чем у меня. Скоро Глаша от меня к нему ушла, а Наташа — мама моя — уже ему готовила завтрак, а не мне.

Говорю, короче, ему: «Надо поговорить, по-мужски»; он мне: «Давай». Выходим во двор, садимся на качели. Он начинает: «Стёп, ты мне друг, конечно, но я не виноват, оно само так получилось». Я ему: «Стеф, ты мой друг, конечно, но ты ведёшь себя как гнида», — и сплюнул. «Ты прав, тупо вышло. Прости, — говорит. — Знаешь, а поезжай ты в Питер на недельку, а я всё улажу. Билеты я тебе куплю». Ну я чё — с подозрением, но уехал. Всё-таки халявный Питер, хэ-хэ…

Приезжаю, а все мне: «Ой, как ты со Стёпой нехорошо!» Смотрю в паспорт себе: там Стефан, а не Степан. Думаю: вот весело-то! Иду в универ, нахожу Стефана, спрашиваю, чё за херня. А там зачёт: он идёт отвечать вместо меня. И так ловко, так нагло, так свободно, что я сжался весь и замолчал. Ответил он на «отлично», и мы в коридор пошли. Там я ему в горло вцепляюсь и кричу: «Отдай!» Он спрашивает: «Что?» Я ему: «Себя!»

Ну, бабы налетели, меня ликвидировали. В Москве житья нет, все за Стефана держат. Думал в Питер податься, знакомые есть, — но все бабы. А кто парни — вглядишься, такая же баба и есть. Из друзей у меня остался только я. Да и тот не я. Ушёл я из этого зоопарка, короче. Ты, кстати, если задолбаешься, — тоже к нам иди. Рады будем. Дальнобойщики же почти как моряки. Только корабли у нас — сухопутные. Хэ-хэ!