Игорь Савельев - Ложь Гамлета

Продолжая хрипеть, Гремио достал из своих мешков два больших стеклянных сосуда, молоток, торжественно тюкнул, и по залу прокатилось: а-ах. Какие-то дамы уже пробирались к выходу. Что это у него — было почти неразличимо из-за огней рампы, отсвечивающих в стекле, Олег-то, конечно, знал: час назад в студии Гремио долго, подробно и как-то со смаком демонстрировал заспиртованных младенцев. Невинный вопрос Олега — «А где вы их взяли?» — вызвал нервную реакцию героя, потому что не укладывался в логику его повествования. Логику и без того непросто было понять. По крайней мере, отправной точкой служило что-то в духе «На руках Ельцина — кровь тысяч русских нерожденных детей», но при чем тут, опять же, Ельцин, Олег уже и не пытался проследить. Гремио в студии сбился, сначала пытался продолжить про хаос девяностых, потом — огрызнуться, типа, а какая вам разница, сейчас много коммерческих кунсткамер, потом потребовал все сначала, — сложный клиент. Сейчас ему тем более вряд ли удалось объяснить залу, что это младенцы и что кровь тысяч…

Тем не менее, оцепенение, наконец, спало. Половина зрителей повскакивала с мест, кто-то заорал «Милиция!», кто-то из коноевского окружения вел себя более хладнокровно и начал выводить людей по секторам. В планах все было более стройно, но сейчас, кажется, все испугались химической атаки, теракта, чего-то такого — постороннего. То есть акция Гремио имела почти обратный эффект: защитник традиций и, в общем, государственности, он выглядел сейчас как фанатик-террорист, чего-то сам испугавшийся, сжатый, зажатый, затравленный в богатом театральном свете: будто разбив банки, он разом улетучил слова. Он, можно сказать, покорно дождался охраны и позволил себя увести, смиренный вдруг маленький человечек. Со всех сторон Олега и Валеру толкали, в гвалте звучало что-то про вызванную полицию, и, в общем, надо было делать всё быстро. Тем более, наблюдая за глупым перфомансом, Олег прохлопал ушами главное. Когда он перевел взгляд на седую голову, ее уже не было. Коноевский исчез, ушел, убежал, увели. Черт. Ладно.

Вообще, конечно, для «творческих задач» Олега сам Коноевский был бесполезен. Как это ни странно для героя документального фильма. Не странно. Говорят, что когда Элвиса нашли мертвым в ванне, его продюсер (кто это был? — в голове Олега вертелось неуместное «Айзеншпис», хотя почему «неуместное») сказал: «Какой ужас. Но ничего. Мертвый Элвис еще лучше, чем живой».

Почти та же история.

Так что Олег пихнул Валеру, увлекшегося подсъемкой бегущей богемы, и повел его наперерез толпе к малоприметной двери, у которой уже ждал, как было условлено, начальник охраны. Ждал и нервничал. Чуть ли не губы тряслись — когда подошли.

— Вы же сказали, что…

Ну да, ну да. А кому и когда «Файл» говорил правду.

Рядом застенчиво топтались два полукачка, полуподростка, подручные Гремио, которые почему-то не оказались задействованы в постановке своего духовного отца. Но ведь и к лучшему. По крайней мере, их не увели. Хотя выглядели они так (черные худи, как из фильмов про банды Гарлема), что это было даже странно. Уж явно не зрители спектакля, билет на который стоит, как самолет.

Возле сцены, кажется, все же пахло: то ли дохлыми младенцами, то ли формалином, или чем.

Они пошли темными закутками и сложными коридорами — гуськом, странная компания. Шпана в худи и охранник подчеркнуто не замечали друг друга. Как собаки и кошки в очереди к ветеринару. Олег когда-то сидел в такой очереди, восхитился и запомнил. До мест, где они сейчас шагали, никогда в жизни не добежала бы никакая полиция: изнутри театр оказался реально катакомбами. Это вряд ли можно было назвать «закулисьем», скорее, большим и очень старым хозяйством: древний линолеум, облупленные двери, какие-то лампочки на шнурах, — непонятно, на что идут эти тысячи и тысячи рублей с модных премьер, а вообще Олега всегда забавляла эта изнанка доброй половины строений на «золотом километре России». Как называли в пафосных путеводителях то Тверскую, то Арбат.

— Вот это, — сказал Олег. — Что здесь?

Можно было не спрашивать, видно же, что чулан. В самом темном и дальнем углу они ткнулись в самую невзрачную дверь. Начальник охраны ткнулся (заперто) и неуверенно предположил, что, кажется, да.

— Хорошо. Нам нужно минут десять, не больше.

— Да хоть час, — буркнул охранник и поскорее пошел с места преступления.

— Так, мужчины. Значит, история такая. За этой дверью сидит Аркадий Леонидович Коноевский. Спасаясь от народного гнева, который разыгрался на премьере «Гамлета», он побежал от вас внутрь театра и теперь унизительно прячется в кладовке. Вас — много, человек двадцать. Вы пытаетесь его оттуда выкурить и вытащить под светлы очи возмущенного народа. Это понятно?