Игорь Савельев - Ложь Гамлета

Баргамянц возмутился.

— Человека, который это сделал, я выгнал с позором!

— Мы по-прежнему про «Временно недоступен» говорим?.. Просто уточнить. Этот человек — я.

— Его звали Андрей Александров.

— Карен Акопович, я за вас беспокоюсь, честное слово. Это был мой псевдоним, и вы это тоже прекрасно знаете…

Так уж дерзить, возможно, и не стоило, но, с другой стороны, весь этот цирк с конями начал утомлять. Про любовь к стариковской придури на «Файле» все прекрасно знали, когда-то Карен даже довел до истерики одну пафосную редакторшу, чью-то дочку или любовницу, тем, что делал вид, что не узнает ее, ну, всё это — «кто вы, как вы сюда попали, надо еще разобраться, кто вы». Но Олег совершенно не был настроен, чтобы эти фокусы отрабатывали на нем, размазанном, сейчас и по такой ничтожной, в общем, для Баргамянца сумме.

— Я чувствую, что мне придется с вами попрощаться.

— До свидания, Карен Акопович.

Ну вот и этот момент.

Олег кивнул, развернулся и пошел уже было — быстрее, пока не прозвучало что-нибудь типа «В принципе!», — но тут уперся взглядом в еще одну полку, где стояла фотография, очевидно, не для него предназначенная, а вообще. В старой-старой алюминиевой рамке. Высветилось лицо, тем спасло, как было, кстати, и с Шараповым в известной сцене.

Фотография черно-белая, темная, неудачная, видно — увеличенная с любительской. По крайней мере, неудачно получился Высоцкий: черный свитер полностью был поглощен фоном, и выходила такая отдельная голова на бархате фокусника. Голова, к тому же, чуть смазанная, но и тут было видно, как плохо выглядит герой: эти мешки под глазами, взгляд в сторону, замученность. Тени других страждущих тела. Нестарый Баргамянц вышел, напротив, четко, и было видно, что это восторг. Явно импортные очки в тончайшей оправе. Олег вдруг подумал, что никогда не интересовался — а что вообще владелец «Файла» делал в молодости. Откуда взялся. На их головы. Был ли тележурналистом. Или, там, фарцовщиком.

Он только из-за этого замер перед снимком, думал, что на секунду, но тут заметил — даже не боковым зрением — что Баргамянц видит. Идет.

Дальше Олег уже толсто подыграл, ну, это дело техники.

— Это тоже войдет в фильм… Если Гостелерадиофонд разрешит, — обронил он будто даже ворчливо.

Баргамянц встал рядом.

— Что?

— А то кто снес бы ложное величье правителей невежество вельмож всеобщее притворство невозможность излить себя всеобщую любовь и призрачность заслуг в глазах ничтожеств — когда так просто сводит все концы удар кинжала! — подчеркнуто-стерто зачитал Олег, как бы и подражая интонации Высоцкого (они так долго колдовали с этим кусочком на монтаже), но сбиваясь, скорее, на дыхание рэп-батлов.

И замер, понемногу торжествуя: он чувствовал, что попал. Можно было бы развить мысль — что настоящее собеседование было здесь и сейчас, а не когда галстук, но… Для этого надо было относиться ко всему слишком серьезно. И к увольнению с «Файла», и к обещанию уволить, которые старик раздавал, вообще-то, пачками, как пинки зазевавшимся крепостным.

— Это был 1978 год, — сказал старик. — Я тогда прилетел в командировку.

Значит, не фарцовщик.

— Вы даже дату запомнили…

— Ты лучше спроси, как я достал билет на Таганку.

Но Олег не стал спрашивать, он уже боролся с улыбкой победителя.

— Я подумаю, — заключил Баргамянц, и сделал жест: вали.

Выпав на улицу, где снова начал накрапывать дождь, и в ближайшей луже плавал неон ближайшего барбершопа, Олег понял, что сегодня надо выпить. Деньги вернулись. Но это ладно. Сначала остановило, что сейчас не с кем, потом — антибиотики, вспомненные; Олег чуть не матюгнулся вслух, потому что меньше всего хотелось — хмуро ехать сейчас на свою заброшенную окраину, толкаться в набитом метро, там — лечь на тахту, как побитая собака, и принимать таблетки по часам.

Да черт возьми.

Скорее из желания бороться, чем из каких-либо других желаний — а впрочем, пишут же, что инстинкт размножения есть инстинкт сопротивления смерти, — Олег набрал Фиделя, и перезванивал ему, и перезванивал, пока бессмысленно шагал по Ордынке.

— Йоу, — прокричал, наконец, Фидель, как контуженный.

— Есть че сегодня?.. Кто?! Какая пионерка?.. Господи, что за… Ну ладно, еду. Погоди, погоди, а кто? Лола?.. Кто это?.. Ладно.

Фидель скинул адрес: почему-то, как всегда, не со своего номера. Ну да конспирация в истории «Яблока Евы» давно была, скорее, для проформы. Подпольный клуб перемещался по трем с половиной саунам и съемным апартаментам в центре. В последний раз, завернувшись в простынь, как римлянин в термах, Олег развлекал собравшихся в перерыве тем, что читал с телефона про это здание, — а над ними были очевидно древние своды из тертого кирпича, потому что сауна разместилась в подвале, — читал, что здесь, а возможно что именно здесь, выступали тогда-то Блок, Гумилев и кто-то еще.