Жука Жукова - Аристократка на мели

А Наташка смотрит на нее внимательно.

— Правда не понимаешь?

— Правда не понимаю. Зависть и злоба. Вы ими пропитаны. Просто я успешная, красивая, богатая. Вот за это вы меня ненавидите.

— Нет. За то, что ты человек говно, с детства. Фальшивая. И не завидуют тебе, а просто не любят.

В общем, как-то неприятно расстались. В такси молча ехали, сперва Наташку завезли.

Потом едем вдвоем. Она мне как зарыдает:

— Зачем она так про меня? У меня жизнь — врагу не пожелаешь. Жорку я во Францию отправила, потому что мой новый муж его терпеть не может. Услал подальше, чтобы не мешался. Я разрываюсь теперь между своим сыночком и этой старой сукой. По ночам не сплю…

И как-то сразу человеком стала. Не знаю почему.

Недавно у моего босса случился припадок, он побелел, начал орать и кидаться на всех с кулаками, обещал собственноручно наладить сотрудникам половую жизнь, преимущественно анальную.

И когда он ушел в свой кабинет, громко хлопнув дверью, я тихо сказала ему вслед: «Мудило!» Коллеги посмотрели на меня с осуждением: «Как ты можешь! У тебя нет сердца! Ты не знаешь, что он пережил! Мать-алкоголичка бросила его подростком, просто выставила с вещами за дверь. Он рос на киевском вокзале, его насиловали бомжи, а воспитывали пьяные проститутки».

И ему всегда все сходит с рук. Будто он сызмальства выстрадал право быть козлом.

А я нет! Мои родители даже в этом не смогли мне помочь, они любили меня, баловали и покупали игрушки.

Так хочется, чтобы на приеме у психолога было чем козырнуть. «Помню, как мама хлестала меня в детстве мокрой тряпкой… Отца никогда не было… Зато был дядя… Дяди менялись каждый месяц, поэтому к двенадцати годам я перестала запоминать их имена… Разве что дядю Валеру не забуду никогда… Мой первый мужчина. Да, мама была шлюхой, но предпочитала формулировку — устраивает личную жизнь, ищет вторую половину».

Но нет! У меня были прекрасные родители, идеальные и заботливые. Сволочи. Исковеркали всю жизнь.

Если я срываюсь и ору на кого-то, то я просто избалованная сука, которая бесится с жиру, выйдя из салона своей новенькой «БМВ».

У меня нет «БМВ» (папа, мама, ё-моё), а у босса есть, и не одна.

Я вынуждена быть хорошим человеком, у меня нет ни одного оправдания, чтобы быть сволочью. А у него индульгенция на всю жизнь.

Подумайте над этим, когда будете любить своих детей.

Когда приходишь в ресторан, тебя спрашивают: «Вы будете одна?»

И это очень стыдно. Вечером стыднее, чем в обед. В обед можно думать, что ты с работы, сложные переговоры, чудом вырвалась минут на десять, а ОН остался там, на совете директоров. Или даже лучше так: ОН отправил тебя обедать, потому что ты, когда голодная, раздражаешься и грустная, а он ужасно не любит, когда ты грустная. И плевать ему на всех директоров.

А в ужин как? Ведь вечером понятно, что ты одна, и никаких оправданий нет, ты одна, потому что ты никому не нужна. Даже завалящая подруга с тобой не пришла. Даже разведенная Маринка! А она со всеми ходит.

Лучше бы осталась дома, телевизор посмотрела. Или что? Готовить не умеешь? А макароны? Ну так, может, потому ты и одна. И что совсем худо — всем очевидно, что ты не терпишь одиночества. Ты сама себя не терпишь, а о других что говорить?

Вот потому она и с ним. Сидят, молчат, друг с другом скучно.

Но скучным быть не стыдно, а одиноким — очень.

Хочу поговорить о детях.

Дети. Много знакомых у меня. Я гостила у подруги, она примерная мать и отличная жена.

Она мне про свинг-пати рассказывала. Очень любопытно. Была с новым любовником в клубе за двумя бронированными дверями, глубокие вазы на столах, полные презервативов, и куча голого народа. Вот говорит, ходят все либо в нижнем белье с подвязками, либо…

И тут подходит ее ребенок. Мальчик, пять лет. Говорит, «Можно я тебе покажу что я слепил?»

Слепил? Сейчас твоя мама рассказывает мне про групповуху, а ты весь в слюнях и в чем-то коричневом. Из чего лепил-то, кстати? Но вслух я этого не произношу, а тащусь за ним в комнату и проявляю интерес.

Подруга нас не останавливает — ребенок хочет пообщаться, это важно. Пацан ковыряет в носу, щелкает в мою сторону козявкой и показывает свои налепыши. Их, признаться, чертова тьма. Зеленые, красные, в форме какашки, да вроде бы это и есть какашки.

— Динозавры вымерли сто тысяч лет назад, — назидательно произносит он.