Николай Пономарев - Точка бифуркации

– Уезжаю на соревнования, – сказал я перед самыми каникулами.

Сразу на два. Сначала на поезде мы ехали в соседний город, оттуда с родителями Янки на самолёте в другую часть России. Участие оплачено, квалификационная книжка готова заполниться новыми победами. Так не вовремя. Я пытался отказаться, но меня убедили, что глупо пахать весь год и слиться в конце. Четвертные оценки выставят без меня. Ничего хорошего по успеваемости в моих раскладах не светило. Потом узнаю. Прилетаем в последний день марта.

– Во сколько твой поезд?

– В семь тридцать. Скорее всего, придут Вжик с Мурзей.

– Неважно.

Вжик с Мурзей не пришли.

Янку окружили родители, бабушки и дедушки, тётя со стороны папы, по очереди напоминали, как будут переживать, напутствовали и подбадривали. Эти слова мы слышали в каждую нашу поездку. Поэтому Янка больше косилась в мою сторону с нескрываемым удовлетворением от того, что я одиноко стоял на перроне.

Объявили посадку, и родители Янки с большими сумками зашли в вагон, а за ними, обнявшись с остающимися родственниками, и она сама. Вслед заходили в вагон и прочие пассажиры. Среди них несколько пар едущих на соревнования, как и мы. Кажется, те же, что и обычно.

– Не вздумай удрать! – пригрозила Янка, поднимаясь по лестнице вагона.

Солнце стояло низко на западе, отчего облака над вокзалом окрашивались в красноватые тона. Обходчик стучал по колёсам. Проводник со скучающим видом просматривал документы и билеты отъезжающих. На весь вокзал объявили, что на третий путь прибывает поезд из Москвы, а отправление нашего через десять минут. Толпа отъезжающих и провожающих постепенно рассасывалась. Проводник, всё так же отчаянно скучая, смотрел на меня – чего я тяну?

Когда я сам понял, что стоять дальше бессмысленно, и закинул сумку на плечо, среди заходящих в вокзал мелькнула синяя куртка с серыми вставками. Это была Марина, и она быстро шла навстречу толпе. На встречу со мной.

Подойдя, Марина взяла мою ладонь. Рука её была мягкой и тёплой. Потом скинула свой рюкзак и принялась в нём рыться. Я непроизвольно улыбнулся. Широко.

– Автобус встал в пробке, – сказала Марина. – Думала, не успею.

– Ты успела, – так же улыбаясь, я сыграл Капитана Очевидность.

– Вот, – сказала она, доставая книгу. – Взяла в библиотеке. Для тебя. Долго ехать – почитаешь. А библиотекари меня поймут, если ненадолго задержу. Только верни.

– Конечно.

Объявили отправление через пять минут. Я явственно ощущал, как сзади, сквозь окно, меня буравит взглядом Янка. Пора было заходить в вагон. В любое другое время я был бы там едва ли не раньше всех. Ненавижу спешку. Но только не сейчас. Хорошо бы эти пять минут продлились долго.

– Пойду, – сказала Марина.

Она ещё раз взяла мою ладонь и прижала к губам. Нет, не для того, чтобы я что-то понял. Вокруг не кромешная темнота, да и я могу слышать звуки. Это другое. Но, пожалуй, и для того, чтобы понял.

– Янка, тебе читали стихи вслух? – спросил я, когда вагон поехал.

На перроне несколько человек махали руками отходящему поезду. Марина уже скрылась в здании вокзала.

– Читали, – буркнула в ответ Янка.

Она всерьёз думала, что я решил сбежать с соревнований, переволновалась и теперь сердилась.

– А мальчики?

– Чего ты пристал? – злилась Янка. – Самочку поменял, и потянуло на стишки?

– Не дуйся, – примирительно сказал я. – Мне тебя ещё по паркету водить. Будешь надутая из рук выскальзывать.

Янка злобно фыркнула и демонстративно повернулась к окну.

Проезжали мост. Под ним машины. Кипит жизнь. В город и из города они шли плотным потоком. Самое время – вечер. За рекой несколько километров серого ивняка.

Пришёл проводник, выдал постельное бельё и о чём-то говорил с родителями Янки. Кажется, я засыпал, потому что не помню ни единого слова из их разговора. Поезд на меня действует как хорошее успокаивающее, сразу хочется укрыться одеялом и спать.

– Ну, эта твоя хотя бы красивая, – вывела меня из полусонного состояния Янка.

– Почитать? – снова предложил я, удивлённый таким её обратным кóрте.

– Почитай, не отстанешь же.

– «Марина Цветаева. Стихотворения. Поэмы. Избранная проза», – прочитал я на обложке и открыл книгу произвольно – пятьсот двадцать вторая страница, «Крысолов».

Эталоном красоты Янка, разумеется, считает себя. Это немного не так, черты лица островаты, такие, словно художник, рисуя её, переборщил с резкостью. Может, потом, когда Янка потеряет хорошую спортивную форму, они разгладятся, станут мягче. Может быть, то, что я читал в дремоте, подчёркивало резкие переходы между тенью и отблесками заходящего солнца.