Николай Пономарев - Точка бифуркации

Танец закончился. Аплодисменты. Искренние. Должностные лица открыли глаза, отрываясь от созерцания красивого внутреннего мира. Удивлённо посмотрели на сцену. Им показалось, будто пропустили важное, но не могли понять что. Внешняя красота для них недоступна, и они бы вовсе не поднимали веки, но это, увы, необходимо. После нашего выступления кому-то из них произносить приветственную речь матерям.

– Ты недокручивал! – возмущалась Янка. – Ты там вообще спал! Что с тобой?

Изобразил глупую улыбку.

Запах горелого растительного масла. Мы сидели в «Беляшной». Марина разговаривала с Валерой. Я потягивал чай. Он здесь невкусный – много сахара, зато бесплатный. Тётя Наташа налила его от щедрот. На столе ещё два надкусанных пирожка с картошкой, из одного начинка рассыпалась по столу белыми крошками с коричневыми вкраплениями жареного лука.

Восьмое марта. Совместная прогулка по городу от библиотеки и до Музыкального театра. Сегодня Марина надела бежевую куртку, ту, ноябрьскую. Я так привык к её обычному виду, что узнал лишь присмотревшись. Погода тоже очень напоминала ту, ноябрьскую, – солнечно и холодно. Разве что вокруг потемневшие сугробы да куски льда, счищенные с дороги, но не вывезенные. Но те же натоптанные в обход скользких мест тропинки. Те же окна, с наличников которых потихоньку таял снег. Те же крыши, с южной стороны которых снег стёк полностью, а с северной лишь слегка скатился и опасно нависал над тротуаром, грозя упасть неудачливому прохожему на голову. Проходя по улице Пушкина, зашли погреться. Ну да, это не изысканный общепит где-то на Красном проспекте. Но для меня – легендарный. «Беляшная», из которой я не ушёл.

Марина, что-то красиво объясняя Валере, поглядывала на меня – не заскучал ли? Нисколько. Если бы весь день прошёл здесь, среди сборщиков макулатуры, бутылок и случайных посетителей, я бы не огорчился. Серьёзно, без иронии. В их с Валерой разговоре была магия, волшебство и очарование. Я не понимал сути разговора, но и не стремился к пониманию. Нежные пальцы, пахнущие кремом с календулой, которые могут слышать в темноте, говорить жестами и прикосновениями дарить тепло. Я наслаждался их могуществом.

Они попрощались. Валера вернулся на кухню, напоследок посмотрев на меня, будто одобряя. Может быть, мне это показалось. Мы с ним пересеклись последний раз, а спрашивать о сути их разговора я не стал. К тому же Марина вспомнила о пироге и чае. Уже остывших. В несколько глотков разделалась с чаем. Собиралась положить остатки пирога в салфетку, чтобы забрать, но я остановил. В конце концов, на Восьмое марта, гуляя с девочкой, можно купить ей нечто большее, чем пирожок с картофелем.

Пошли на набережную.

– Ты когда-нибудь ходил на тот берег по льду? – спросила Марина.

– Нет, – ответил я, пытаясь сообразить, что бы мне могло понадобиться среди зарослей ив.

– Там красиво, – сказала Марина. – Тут город, а там сразу оказываешься как в лесу. Он похож на сказочный, как о нём пишут в стихотворениях. Только сейчас уже поздно, лёд ненадёжный.

– Ты в этом году ходила? – уточнил я, стало немного обидно, что такое путешествие обошлось без меня.

– Нет, в прошлом, – ответила Марина. – Мы ещё не в Цветнополье жили, а в Угольном.

Угольный – район города, там раньше были склады, с тех пор название осталось. Он был таким же отшибом, что и Цветнополье, а репутация у него была, пожалуй, ещё хуже. К тому же там находилась большая исправительная колония. В нашем городе полно тюрем. С тех пор, как в степи построили военное поселение для защиты солевых промыслов от джунгар, сюда принялись ссылать грабителей и революционеров, убийц и бунтовщиков. Историчка рассказывала, что некоторые старые тюрьмы, те, что дореволюционные, имеют красивые архитектурные решения. Не знаю, можно ли считать архитектуру тюрем девятнадцатого века выдающейся. Для нашего города, пожалуй, да.

Марина рассказала, что на том берегу в реку стекает источник минеральной воды, что там высокие горки и много лыжников, настоящие лабиринты деревьев: берёз, клёнов, сосен, плакучих ив и невысокой ракиты. Жалко, что я узнал об этом только теперь, когда невозможно было пройти туда вместе. Держась за руки. Пообещал сходить следующей зимой.

Шли по набережной навстречу солнцу. Оно стояло прямо над нами, и приходилось закрывать глаза перчатками, потому что до слёз жгло глаза. Или идти спиной вперёд. Или идти и глядеть не под ноги, а друг другу в глаза. Когда идёшь вдвоём, есть множество способов спасаться от слепящего солнца.