Денис Коваленко - Татуированные макароны

— Рома, за что? Что случилось? — вновь Абрамчик схватил Мусю за руку, шепот его теперь был плаксив и беспомощен.

Брезгливо вырвав руку, Муся даже не обернулся. Вслушиваясь в песню, он пытался разобрать остальные слова, но единственное, что он разбирал, это припев: «И мое се-ердце остановилось, мое сердце за-мер-ла…»

До исступления дошел Абрамчик, мысли его до того запутались, что спроси его сейчас, где он живет, не ответил бы, и адреса не вспомнил. Только и крутилось в голове его — за что? Что я сделал? Не виноват я. Но, чем больше думал он об этом, тем сильнее чувствовал себя виноватым.

— Рома, я денег вам дам, я проституток вам дам; в клуб сходим — шептал он чуть ли не в самое ухо Муси.

Тряхнув головой, Муся мизинцем почесал себе ухо и обратился к секретарше Светочке, которая упорно выстукивала какой-то текст на компьютере, и всем видом показывала, что она ничего не слышит и не видит, и что здесь творится ее совсем не волнует, и совсем ей все это не интересно.

— Светочка.

Светочка только в прошлом году закончила эту же школу и к фамильярности некоторых учеников относилась вполне лояльно.

— Да, Рома, что тебе?

— Светочка, сделай, пожалуйста, радио погромче…

— Ты что, Рома, через две минуты звонок на урок… Что вы там такого натворили, — не сдержавшись, осмелилась поинтересоваться она, — Марина Ивановна просто озверела. Никаныч ваш что-то ей там наплел. У нее глазища по полтиннику. Я такой зверюгой ее не помню.

— Да так… повеселились, — неопределенно ответил Муся и спросил в свою очередь: — Светочка, а чья это песня? Кто поет ее?

— Какая песня?

— Ну, эта — по радио, про сердце.

Светочка не успела ответить. Дверь кабинета директора открылась. Войдя в приемную, Никаныч хитро глянул на подростков.

— Абрамов, ты — к Марине Ивановне… Роман, а ты — на урок; а на перемене к Марине Ивановне… Кстати, где Мамкин, ты не знаешь? — обратился он к Мусе.

— Нет, Николай Иванович, я его сегодня не видел.

— Ну, хорошо, об этом потом. Абрамов иди. Иди, ждут тебя уже там.

Вяло поднявшись, точно от тяжелого сна, Абрамчик вошел в кабинет директора. Закрыв за ним дверь, Никаныч посмотрел на Мусю и с улыбочкой произнес:

— Ну, что, Юдин, пойдем на урок… Марина Ивановна желает поговорить с тобой отдельно.

Никаныч и Муся шли по коридору молча, Никаныч лишь здоровался с встречавшимися ему учениками. Ни слова Никаныч не проронил, пока они вместе шли до класса, даже взглядом не удостоил Мусю. Можно было бы углядеть в этом недобрый знак, но это-то Мусю как раз меньше всего беспокоило. Другое его волновало. Игра закончилась. История закончилась. Наверняка Абрамчик с Максом выползут от директора шелковые и податливые… И еще у Никаныча извинения при всем классе попросят, и у Вани попросят, и сам Муся попросит. «Попрошу, с меня не убудет, глупости все это, баловство. Главное-то не свершилось… да и вряд ли теперь свершится. Ах, Абрамчик, Абрамчик, такую игру запороть. А ведь какая должна была получиться игра, какая игра». Про Ваню у Муси мыслей не было. Да и как мог донести Ваня, когда в школе он не появлялся… не на улице же он Никаныча встретил… «Да, Ваня, Ваня, — вдруг Муся улыбнулся, — Ваня, а ведь еще не все. В школе-то тебя нет, а раз нет, то игра еще не закончена. Ты еще не знаешь о том, что здесь такая катавасия; ты, наверняка, сейчас дома, больной лежишь, впечатлительный ты наш, мальчик-одуванчик. Так что, Ваня, шансы есть, и расписка цела, а раз так, тогда: show must go on; а в школе, наверняка, ты и в ближайшую неделю не появишься… Да и как тебе появиться, когда такое про тебя говорят… Хотя, откуда тебе и знать про все это… Ладно, не будем гадать на ромашке… — Мусю передернуло. Невольно выскочившее слово заставило вспомнить прошедшую ночь… — Забыли. — Мысленно отрезал Муся. — Доживем до пятого урока, а там видно будет… И что с Абрамчиком делать, тоже видно будет. И уверен, что Макс тебе, Дима, унижение у Едрены-Матрены не простит, а раз так, то вот она, новая игра — наклевывается. Здесь тебе, Дима, уже не придется между козлом и дураком выбирать; в обе игры ты успел сыграть, и в обе проиграл: и козлом ты оказался, и дураком конченным, и есть все шансы и хомячком тебе стать, которого никто не любит…» — обо всем этом Муся думал, уже сидя за своей партой, внимательно, с обычным видом наблюдая за распинающимся возле доски Никанычем… Вдруг Муся не сдержался: — А, ха-ха-ха! А, ха-ха! — Только сейчас он обратил внимание на висевшие на доске плакаты и голос Никаныча, манерно излагающий: