Андрей Макаревич - Остраконы

Но долго сидеть под ёлкой тоже никак не получалось – особенно если это молодой заяц-беляк, даже если он не успел переодеться. Молодые зайцы вообще очень непоседливы. Что же теперь, весны тут ждать? Не прошло и часа, как Тимофей выполз из своего укрытия, огляделся и осторожно двинулся в сторону опушки. Вокруг стояла тишина, которая бывает только в день первого снега, и Тимофей быстро успокоился. У зайцев вообще всё происходит быстро.

– Эй, косой! Совсем страх потерял? Тебя чего, давно не ели? Стоять-бояться!

Ну вот, приехали. Сзади не спеша приближалась лиса Анжела – существо ехидное, нервно-неуравновешенное и потому небезопасное. Бежать было поздно.

– Ничего я не потерял! – крикнул Тимофей и на всякий случай тихонько добавил:

– Здравствуй, Анжела.

– Здравствуй-здравствуй, – Анжела неторопливо обошла замершего Тимофея и уселась прямо перед ним. – Ну и что это мы такие демисезонные? Сентябрь на дворе?

– Ничего мы не демисезонные! – прокричал Тимофей, зажмурившись. – Это… Это такой тренд!

Если честно, Тимофей сам не очень понял, что он сказал. И вряд ли смог бы объяснить значение слова «тренд». Слово это он видел однажды на обложке журнала мод – она валялась на обочине шоссе, а Тимофей был очень любознательным зайцем и при возможности читал всё, что читалось.

– Тренд, говоришь? Зимний? – произнесла лиса и задумчиво оглядела свой огненно-рыжий хвост.

– Тренд! Не сойти мне с этого места! – отважно ответил Тимофей, не сходя с этого места. Терять было уже нечего.

– Ах, какие мы продвинутые! – пропела Анжела, но в голосе её слышны были нотки неуверенности. – Чем докажешь, Кавалли?

Тимофею очень хотелось ткнуть пресловутой мятой журнальной обложкой прямо в наглую рыжую морду, а только не было у него никакой обложки – её давно унёс ветер, да и нарисованное на ней выглядело совсем не серым – наоборот, что-то весьма пёстрое, весёленькое. Спасение пришло неожиданно.

– Да вон, посмотри! – шёпотом воскликнул Тимофей и кивнул в сторону опушки. По опушке важно шествовал волк Арнольд. Роскошная его шуба играла на солнце всеми оттенками благородной серой гаммы. Анжела застыла – похоже, она лишилась дара речи.

– Ну что? Может, у него пойдешь, спросишь? – обнаглел Тимофей. (Зайцы быстро наглеют.) – Совсем ты от жизни отстала, рыжая!

Анжела смерила Тимофея долгим и каким-то новым взглядом, развернулась и молча исчезла в чаще. Она пошла писать письмо двоюродной сестре Зинаиде – та была чернобуркой и жила в государственном питомнике – нету ли у них чего серенького? Волк Арнольд был слишком увлечён своими мыслями – он решал в уме шахматную задачу, – поэтому никого и ничего не заметил. А заяц Тимофей вернулся под ёлку, перевел дух и теперь думал – переодеваться в белое или с его легкой руки новый тренд уже шагает по планете?

Зинаида была очень хорошо воспитанной потомственной вилкой. И мама, и бабушка её были вилками и всю свою жизнь безукоризненно выполняли свою работу. И Зина всегда строго следила за тем, чтобы она была хорошо вымыта, блестела и при сервировке стола располагалась именно на том месте, которое ей было отведено правилами. Нерадивых официантов, путающих эти правила, Зина не переносила. Впрочем, нерадивых официантов в ресторане, где работала Зина, не водилось – это был очень хороший старый ресторан, гордящийся своими традициями.

Каждый день задолго до прихода гостей Зину вместе с другими столовыми приборами тщательно протирали и раскладывали на свежей хрустящей скатерти стола в строгом порядке – это был любимый Зинин момент: ей казалось, что начищенные приборы выстраиваются, как солдаты на плацу, и сейчас начнётся парад.

А что вы думаете! В центре – торжественная белая тарелка, на другой тарелке – побольше, справа – салатный нож, потом ложка для супа, потом нож для рыбы, потом нож для мяса, слева – салатная вилка, потом рыбная вилка, потом она, Зина, – у самой тарелки! А сверху ещё ложечка и вилочка для десертов и фруктовый ножик! А сверкающие, тончайшего стекла бокалы? Для воды, для белого вина, для красного? А салфетка, наконец, – накрахмаленная, горящая белизной салфетка, схваченная в талии широким серебряным кольцом? Зина наслаждалась каждым мгновением этого праздника.

Когда Зиной ели, она этого, честно сказать, не любила. Во-первых, это не больно-то приятно – когда тобой едят. Во-вторых, идеальный порядок построения на столе быстро нарушался, гости веселели и часто хватали совсем не тот прибор, который полагался к блюду. Хотя, казалось бы, как можно перепутать? Бери по очереди с краю – и не ошибешься. Так что когда до Зины доходила очередь и ей ели, она зажмуривалась и терпела, так как догадывалась, что в понимании людей это и есть её основное предназначение. Потом вечер подходил к концу, гости разбредались, официант Арнольд собирал приборы на специальный поднос и нёс на кухню, где посудомойка Клавдия Ивановна мыла каждую вилку, каждый ножик своими мягкими теплыми руками. Зина любила Клавдию Ивановну – они обе понимали, что такое чистота. Потом приборы вытирали полотенцем, клали на другое полотенце и гасили свет – до завтра.