Юнус Чуяко - Сказание о Железном Волке

Снова мы сидели на бричке, опять я правил лошадьми, постукивали барки, нашептывали что-то ступицы, и пахло разогретой травой, теплым конским потом и катяхами…

И все же что-то вокруг было не так, что-то не так… Оводы, зеленоватые «дзыки», которые могли бы и посидеть на крупе лошадки, пока я не прогоню их кнутом, на самом деле отлетали от конских спин, еще не успев присесть на них. Зато пчела, которая должна была тут же подняться с моей руки, сидела на ней долго и как будто понуро. Когда свернули на проселочную дорогу, на ней показались впереди два жаворонка, и я обрадовался — будут бежать и бежать сейчас впереди, словно показывая дорогу, словно куда-то приглашая… нет!

Жаворонки заторопились навстречу, разбежались по сторонам, юркнули в придорожную траву и снова вместе показались уже за нашей бричкой — когда я, догадавшись почему-то об этом заранее, оглянулся назад… Так они торопились? Куда?..

И бабочки по сторонам от брички летели быстрей обычного. И даже стрекозы, эти вечные, признанные всеми бездельницы тоже куда-то спешили — будто бы даже деловито.

Может, все они тоже ощущали беду, которая надвигалась на них на всех?.. Может, тоже куда-то старались перелететь, перебраться?.. Поменять «место жительства»…

Большой черный шмель с такой силой ударился о грудь Барона и так сердито, прямо-таки угрожающе при этом зажужжал, что Барон невольно отпрянул, сказал с интересом:

— Тю на тебя!.. Повалить хотел — ты гляди!

Впереди послышалось тонкое дрезжание пилы и глухой перестук топоров — я даже вытянул шею: что там?..

Дорога вывела на бугорок, и я невольно натянул вожжи. Впереди лежал тоже порушенный, как бы на кучки — куда черепицу и железо, куда стропила и балки, а куда синие оконные рамы и двери — разобранный аул, в котором теперь, почти везде по дворам, словно торопясь, рубили деревья… Там и тут подрагивали по садам кроны яблонь и начинали медленно клониться к земле. Рушились еще недавно стоявшие вдоль заборов акации, ломали бока и безмолвно распластывались на земле…

— Спешат? — спросил Оленин с ноткой невольной вины в голосе.

Дедушка молчал.

— Опоздали с этим делом, а тут сказали небось — начальство едет, — предположил Барон.

Я показал кнутом на аул и обернулся к дедушке:

— Нам туда?

Глаза у дедушки были плотно зажмурены, я отвернулся. Только потом он положил мне руку на плечо и повел ею в сторону от дороги:

— Видишь, дуб?.. Давай прямиком!

Довольно долго ехали молча… Может, зря мы эту поездку затеяли?

Совсем рядом с бричкой шумно выпорхнула из травы перепелка — даже я невольно напрягся.

— Это она крыльями? — спросил Оленин обрадованно. — Удивительно: как выстрел…

— Любимица Саусруко! — прежним голосом заговорил было дедушка Хаджекыз и почти тут же смолк: я почти ощущал, как он переламывает себя. А что Оленин? Не решался заговорить?..

Все-таки переспросил мягко:

— Любимица?..

— Беззащитная птица, а Саусруко ее любил… Чем помочь?.. И он сказал: пусть твои крылья хлопают, как плеть богатыря-нарта. Пока твои враги будут разбираться, что это — ты далеко улетишь…

— Это уж точно, — благодарно отозвался Оленин.

— К зайцу он тоже хорошо относился и сказал: ты будешь прыгать, как мой конь Тхожий, когда у него путы на задних ногах… Волку сказал: когда ты будешь нападать, у тебя будет сердце мужчины. Но стоит тебе побежать — оно тут же станет сердцем женщины, ей!

Как, видно, дорого было дедушке все, что он знал!.. Как увлекало его! Как защищало?.. Потому что вон как снова помолодел и окреп его голос.

— За что он ворону наказал? — спросил я.

И он ответил уже почти лихо:

— Ну, это у нее надо спросить, что она такого сделала сверх того, что вообще — противная птица… Но это с тех пор, да… Уильям!.. Чтобы снести яйцо, она ложится на спину и оно у нее вылезает через рот…

— Вот как?

— Представь, Уильям!

Не Оленин утешал дедушку — Хаджекыз утешал Оленина.

— А сове он сказал, Саусруко: чтобы днем я тебя и близко не видел!

— Любопытно, в самом деле: почему?

— Рожа больно наглая! — сказал Барон: тоже, видно, все-таки решил внести свой вклад в хитрую науку мифологию.

Дедушка снова положил пальцы мне на плечо, и я понял: хочет, чтобы придержал лошадей. Я натянул вожжи.

— Черкес! — громко и торжественно сказал тэтэж. — Вот он стоит: черкес!..

В сотне метров рос большой раскидистый дуб, и хоть стоял он еще достаточно далеко от нас, я слегка туда и сюда повел корпусом: где там прячется черкес за толстым стволом, с какой стороны?..