— Н-нет, — сказал я — Ничуть я не притворяюсь, я и в самом деле мало что понимаю.
— Время понимать у тебя будет. А пока слушай.
— Слушаю.
— Всадники вернутся. Но сможешь ли ты увидеть их?.. Потому что впереди будет Удачливый Всадник, а его видят только самые отважные, самые добрые и самые достойные люди… Ты увидишь?
— Я попробую, попробую…
— И еще: мне показалось, что Удачливый Всадник, когда сперва собирался спешиться, наклонился вправо!
— Что это значит?
— Это и значит, что он хотел слезть с коня, хотел спуститься на землю с правого стремени…
— Что это значит?
— Заладил, валлахи! — тон Османа резко изменился. — Будет время понять! А покуда убирайся, мне некогда, некогда…
— Дай проснуться! — попросил я.
— Я тебе говорю, некогда!.. Трава дотлела: все равно ты скоро проснешься — убирайся… Уходи… Потихоньку возвращайся, откуда пришел…
Ноги я еле передвигал, голова падала на грудь, только потом я как бы очнулся: свет резанул глаза… Но кто это меня под руку поддерживает?.. Неужели Хан?
Да, она, Хан, открыла калитку и помогла мне выйти на улицу… Ярко-красная крыша, два ряда вишен, широкие кроны яблонь… Кукуруза покачивает султанами над пустой деревянной кроватью, где когда-то лежала она… Кацу…
— Ох, не нравится мне, что Удачливый Всадник собирался слезть с коня с правого бока! — сказала Хан совсем тихо — не только задумчиво, но и как бы с заботой обо мне. — Будь осторожен, сын Мазлоковых — ох, не нравится! Чаще Ауджэджа вспоминай!.. Почему он обо всех о нас думает, а вы о нем — нет? Только он тебе и поможет, запомнишь?..
И я шел от дома Челестэновых, пытаясь попадать ступнями на эти бугорки на тропинке, по которым обычно шагают в непогоду. Меня пошатывало, и я думал, пытаясь собраться с мыслями: «Не забыть бы, не забыть: Ауджэдж!»
Возле кургана я проторчал до позднего вечера и так успел наработаться, что ночью мне снилось одно и то же: надавливал ступней на оковку лопаты и швырял потом землю, надавливал и швырял… Остановился на минутку, чтобы попробовать разогнуть давно затекшую спину, и тут как раз услышал насмешливый голос: «Вставай, городской бездельник!.. Вставай!»
Это я-то!.. Ну, не обидно ли?
Не мешайте человеку работать!
Попробовал прикрыть ухо краем одеяла, но голос зазвучал не только громче, но на этот раз куда строже: «Или ты забыл?.. Забыл, что летом надо позавтракать до того, как откроет рот птица удод?.. Ты забыл, что с тобой может случиться, если птица удод опередит тебя?!»
В последний раз я швырнул землю и воткнул лопату рядом со своими башмаками: пусть-ка и она отдохнет…
Теперь бы и в самом деле спину разогнуть.
— Ты забыл, белоручка и лежебока, что сегодня мы на лошадках поплывем по будущему морю?
— Все, тэтэж, все — я уже встал, встал…
Синь за окном была еще почти не размыта, и, пока я сидел несколько секунд, привалясь плечом к шкафу рядом с диваном, мне привиделось, как мы с дружками по темной улице спешим вниз, к Хашхоне… Куда мы шли?.. На рыбалку или за ягодами?
— Учителя своего ты разбудишь сам?.. Или…
— Скажи ему, тэтэж, скажи…
— Что ему сказать?.. Что лошадки уже ждут?.. Мы собирались пораньше выехать…
— Скажи ему про птицу, тэтэж!..Скажи про удода!
— Ты думаешь, что такой большой ученый, как твой учитель, Сэт, не знает, что может случиться, если птица удод прокричит раньше, чем мы успеем переломить хлеб ?
— Предупреди его, тэтэж!.. Надо срочно предупредить!
Оленину, видно, это подняло настроение: за столом он сиял, что называется:
— Спасибо, Хаджекыз, спасибо!.. Непременно говорите мне, предупреждайте о таких вещах…
Чтобы сделать приятное профессору, дедушка обратился ко мне.
— Вильям сразу понял, аферэм!
— Должно быть понятно всякому, кто думает о своем честном имени, — словно благодарил дедушку Оленин. — Кто заботится о том, чтобы его намыс был выше…
— Аферэм! — радовался дедушка: конечно же, Оленин делал успехи!
Кого из адыгов оставит равнодушным это понятие: намыс ?.. Если, конечно, — это настоящий адыг.
Или ты уже не адыг?!
При воспоминании об этом душу мне легонько защемило тревогой… Не хотелось думать о чем-то плохом, когда все у нас было так хорошо!.. Посмотреть на дедушку с Олениным: они были как два старых друга, понимающие один другого не то чтобы с полуслова — вообще без слов. А ведь я, признаться, переживал: а вдруг они почему-либо не сойдутся?.. Два очень дорогих для меня человека.
Читать дальше