Нгуен Бонг - Избранное

И потекли дни напряженной работы. Я по-прежнему придерживалась своего давно заведенного распорядка: ела, спала, делала зарядку, гуляла. Но чем бы я ни занималась теперь, все мои мысли были заняты партийной работой, все думы мои посвящены нашей борьбе. Я часто тосковала по дому, по родным и, конечно, по Хоангу, но все равно главным для меня была борьба, борьба с врагом, который угрожал нашей стране, врагом, который был здесь, в лагере, угрожая и мне, и всем моим товарищам… И я была ответственна не только за себя, но и за своих товарищей по борьбе, за их жизни… И еще — я должна бороться с врагом, который угрожает жизни моего Хоанга. Известие об его аресте потрясло меня, но я сумела справиться со своими чувствами. Я знала, что его будут пытать куда более страшными пытками, чем достались мне, но я верила, что он все выдержит и его ничто не сможет сломить. Я верила в него, как в нашу победу, как в наше будущее…

В мае мы получили сообщение, что готовится суд над участниками покушения на американского посла. Я с волнением думала об этом, тревога не покидала меня. Мы знали, что подготовка к суду идет, но когда состоится суд, было неизвестно, и все с нетерпением ждали новостей.

Однажды в конце мая я получила письмо. Сразу вскрыть его и прочитать не могла, пришлось ждать ночи, когда я смогу уединиться в своей «канцелярии».

Вечером — было уже около девяти часов — в комнате установилась тишина, слышался только шорох вееров да комариное жужжание. Закрывшись одеялом, я вскрыла письмо и поднесла листок к свету, проникавшему сквозь щелку. Письмо было коротенькое и написано бисерным почерком, но я уже привыкла к этому и читала без труда.

«Товарищи!

Недавно состоялся суд над группой преподавателей и учащихся. Все они вели себя мужественно и вызвали всеобщее восхищение. Но вопреки справедливости суд приговорил пятерых наших товарищей к смертной казни; вот их имена: профессор Ле Куанг Винь, а также Ле Хонг Ты, Чан Хыу Хоанг…»

Строчки поплыли у меня перед глазами. Я снова прочитала: «к смертной казни… Ле Куанг Винь… Ле Хонг Ты… Чан Хыу Хоанг…» Хоанг! Я продолжала машинально читать письмо, но буквы плясали перед глазами, сливаясь в мутное пятно. В этом письме нас призывали учиться мужеству и стойкости на примере наших товарищей, смело идти в борьбе до полной победы над нашими врагами!..

Слезы застилали глаза. Я не могла поверить в случившееся. Они не имели права выносить такой жестокий приговор! Хоанг не должен умереть! Но ведь приговор вынесен, об этом сказано в письме партийного комитета, которое я держу в руках!..

Я должна была четырежды переписать это письмо, наметить план действий и подумать о том, как отправить письма другим товарищам.

Сдерживая рыдания, я начала писать обращение к членам нашей парторганизации. Я писала, а сердце содрогалось от горя, и слезы безудержно струились по щекам, капали на клочок бумаги и размывали и без того едва заметные буквы. И все-таки я должна сохранять самообладание, быть спокойной, осторожной, готовой к любым случайностям, чтобы не угодить в лапы госпожи Бай, которая постоянно следит за мной.

Буквы прыгали перед глазами, я ничего не видела сквозь слезы. Хоанг! Дорогой мой!..

Мы узнали, как держались подсудимые во время процесса. Когда им зачитали приговор, профессор Ле Куанг Винь заявил: «Мы очень сожалеем, что не сумели должным образом наказать главаря американских агрессоров в Сайгоне!»

Ле Хонг Ты сказал: «Я жалею, что у меня не оказалось достаточно гранат, чтобы уничтожить всех американских агрессоров!»

Я была уверена, что и Хоанг поддержал своих товарищей!

На заседании военного трибунала они требовали свержения режима, ликвидации фашистских законов. Когда председатель суда сказал, что подсудимые могут просить о помиловании, они ответили, что считают себя невиновными и поэтому не будут подавать апелляции. Приговор они встретили песней, — их так и вывели из зала суда, когда они пели свою песню.

Услышав мой рассказ, соседка Мон возмутилась:

— Да чтоб могилы не нашлось для таких судей! Ну хорошо, пусть судят, только зачем приговор приводить в исполнение?

Что говорить, я тоже, грешным делом, надеялась, что приговор останется только на бумаге, а смертную казнь заменят другим наказанием. Но как ни уговаривала я себя, от тоски и страшных предчувствий не находила себе места.

Прошло несколько месяцев, по всей стране поднялось движение протеста против жестокого приговора. Я надеялась и ждала.