Ринат Валиуллин - d’Рим [litres]

Однажды я спросила его, зачем он оставлял ее одну в барах, знакомился с другими женщинами, назначал им свидания? Она же так любила тебя! Дверь хлопнула очень громко. Но если спросить, кто из них изменять начал первым, то он – телом. А она – душой.

Борис обнял Анну и слушал молча, присматривая за закатом. Кто-то должен был стеречь урожай. Будто его могли украсть, их закат.

– Почему люди расстаются?

– Потому что люди не меняются, – ответил тихо Борис.

– Я пыталась поставить себя на ее место. Однажды пошла с ней на прием к врачу. За дверью слушала разговор. Заставляя себя поверить в то, что я – это она. Слушала о себе, хотя я совсем другой человек! Наверное, я тебя уже запутала, Борис? Еще немного потерпи, – взяла его руку Анна. – Мать была странная, глупая, но добрая. Смешная, но с ней не было скучно. Врач улыбался, ничем не помог. «Вы такая хорошенькая, что над вами хочется смеяться и шутить». Она ушла со своей болью, по жизни смеясь. Человек-спираль. С рождения светилась, а потом спираль стала сжиматься… до малых желаний, до одного платья, до скромной еды, до чтения и перечитывания одних и тех же книг. А много и не надо. До, до, до… одной точки. Она ушла в точку.

Ей почти ничего уже было не надо, а все еще звонил давний поклонник. Когда они познакомились, он только пришел из армии. Она старше его на пятнадцать лет. Сейчас это солидный, большой дядя, он в честь моей мамы назвал свою дочь. Как это оказывается приятно, будто реинкарнация.

Она любила погружения в себя. Там ей было хорошо. Там были книги, интересные мысли. И хотя погружения у людей происходят в масках, она ныряла без. Какая есть. Обнаженная. Обыкновенная.

Анна сделала большой глоток вина, чтобы запить маму, ее любовника, отца и всех остальных, понимая, что все временны. Скоро они вновь всплывут в ее памяти. Борис спокойно слушал, только дробь пальцев по перилам балкона выдавала в нем переживания.

– Я знаю. Ты простишь меня. Что я сейчас тебя заставила переживать. Здесь официант должен был налить нам что-то покрепче вина.

– Я уже заказал кофе.

– Спасибо, как ты все понимаешь.

– Как?

– Примерно, как я понимала маму. Она была смелой, чтобы так пить. Женская смелость нежна до какого-то момента, а потом превращается в пошлость. Я попробую не переступать эту грань. В детстве отец бил меня. Выбивая что-то из меня. Бесов. Непорочное дитя, откуда? Я не знаю. Отцовская инквизиция выбила из меня страх. Поэтому я до сих пор не замужем.

– Еще не поздно.

– А сколько времени? – улыбнулась Анна.

«Как изящно она умела уйти от тяжелого бремени и стать легче легкого только одним предложением», – смотрел изумленно на Анну Борис.

– Не знаю. Хочешь узнать?

– Хочу, только, чур, интим не предлагать.

– Так, – не обратил внимания на шутку Борис, – дай мне свою руку.

– А как же сердце?

– Потом. – Борис взял ладонь Анны и вытянул ее руку вперед. – Смотри на свою руку, чтобы мизинец коснулся горизонта. Есть?

– Да, есть касание. Теперь считай, сколько пальцев уместилось между землей и солнцем. Сколько получилось?

– Три.

– Каждый палец соответствует примерно пятнадцати минутам до заката.

– Значит, у нас еще есть целых сорок пять минут, – опустила руку Анна. – А еще бабушка моя, которая меня растила, шила мне платья, я была самая красивая. Она на серванте ставила фото дедушки и своих детей. Она похоронила всех своих детей и мужа. Однажды я попросила убрать эти фото со стены! Дура.

Видишь, я тоже умею делать больно, но мир меня терпит, мир терпит боль. Знаешь, почему я еще не исчезла? Мне кажется, что я сделаю еще больнее, чем сделала своим близким. Хотя время лечит все, кроме женского алкоголизма. Когда умирает близкий человек, тяжело оставаться. Я сценарист своей смерти. Не могу пока попросить. Кого? Я почувствую, когда все. Чтобы этот человек убрал все мои вещи из дома, ему будет тяжело на них натыкаться. Тяжело тем, кто остается. Вот ушел кот мой любимый. Я помню, как выпустила его сонного из дома, он так хотел спать. А мне нужно было на работу!!! А вдруг он нагадит? И я его на улицу. А он не пришел. Уже неделю. Черт! Черт! Я готова убирать за ним. Только за ним, а не за всем обществом. Каждый день. Только бы пришел. Но его нет. Всю ночь я смотрела передачу о Риме, пила кофе. Кажется, я сейчас сама в этой передаче, рассказываю тебе о себе, я ставлю тебя в неловкое положение. Я вижу теперь – тебе необходимо время, чтобы выйти из него. Была между нами химия, а теперь какая-то алхимия. Ты оставляешь меня на потом. Может, это и хорошо? Я не знаю. Я так далека. От тебя.