Джейн Джонсон - Преданное прошлое

— Милуда приготовила вам таджина 59, на случай если вы устали и захотите поужинать здесь, — сообщила Наима Рашиди, стоя в дверях.

Я обернулась, застигнутая врасплох в своем мечтательном состоянии.

— Это очень любезно с вашей стороны.

— Я вам накрою стол во дворе. Все будет готово через полчаса, вас так устроит? А пока у вас есть время распаковать вещи и принять перед ужином ванну.

— Спасибо, большое спасибо.

— Танмирт 60.

— Она чуть поклонилась. — Мархабан. Добро пожаловать.

Я улыбнулась ей:

— У вас отличный английский. Боюсь, у меня с арабским совсем плохо.

Она сделала гримаску:

— Я учила английский здесь, в колледже, но семья наша — берберская, мы предпочитаем говорить на своем языке. Думаю, Идрис научит вас некоторым выражениям, если захотите.

Идрис. Я почти забыла о нем. Интересно, вписывается ли он в ту идиллически-романтическую обстановку, которую его кузина здесь создала? Задача довольно трудная. Я распаковалась, приняла душ, вышла во двор и уселась за один из столиков, на который Наима поставила таджику, оставив меня восхищаться и недоумевать по поводу сложных ароматов специй и незнакомых ингредиентов. Баранина буквально таяла во рту, а когда я проглотила кусочек, он оставил горящий след в моем пищеводе, а во рту — вкус цитрусовых, чили, чеснока и еще десятка других оттенков. Когда Милуда — суетливая пожилая женщина в белых леггинсах, развевающейся тунике до колен и повязанном на голове шарфом — пришла забрать грязные тарелки, которые я с жадностью опустошила, я спросила, чем меня угощали. Она сообщила то, что я уже знала, потом постучала пальцем по носу — универсальный жест заговорщика, призывающего к полной секретности.

— C’est magie 61, - сказала она и отказалась сообщить дальнейшие подробности.

Спала я в ту ночь отлично. Мне снились странные сны, которые на рассвете завернул в золотые покрывала голос муэдзина. Я лежала наполовину еще во сне, наполовину проснувшаяся, чуть дрожа от ощущения восторга — я одна здесь, на этом совершенно чуждом континенте, но все равно чувствую себя в полной безопасности и в заботливых руках.

И когда снова заснула, то получила еще четыре часа блаженного отдыха без всяких снов и проснулась наконец от пения маленьких птичек во дворе и тихого плеска струй в фонтане.

Покончив с завтраком, я уселась с чашкой крепкого кофе и своим путеводителем, прислушиваясь к болтовне двух туристов-французов за соседним столиком. Тут на меня упала чья-то тень.

— Доброе утро. — Английский был с легким акцентом, который я не смогла определить сразу, но произношение напоминало американское. Я подняла глаза. Солнце высвечивало силуэт, лицо его мне было не разглядеть; а когда он отступил в сторону, лучи ударили мне прямо в глаза, и пришлось отвернуться.

— Что вы читаете?

Я положила развернутый путеводитель на стол.

— «Исход мавров, изгнанных из Испании, в Африку продолжался непрерывно весь шестнадцатый век до конца 1609 года, когда Филипп III решил окончательно изгнать всех мавров с испанской земли. Его последний эдикт, датированный январем 1610 года, носил всеобщий и обязательный характер и требовал, чтобы все мусульмане, перешли они в католицизм или нет и вне зависимости от того, когда это произошло, немедленно покинули страну. Это было решение, повлекшее за собой самые тяжелые последствия. Первые волны изгнанников, покинувших Испанию в предыдущее столетие, уже вызвали стремительное развитие пиратства в Средиземном море. Новые, еще более радикальные меры должны были резко увеличить опасность плавания в этих водах, поскольку привели к переселению в Сале огромного количества мавров, которые на протяжении почти двух последующих столетий являлись наиболее активной частью берберийских пиратов».

Пока я зачитывала этот абзац, он уселся на пустой стул рядом со мной, скрестив длинные ноги в полотняных брюках. Я чувствовала, что он внимательно слушает, и когда остановилась и подняла взгляд, он кивнул.

— Вполне разумное объяснение, хотя не хватает подробностей. Да и не совсем точное и полное.

Лицо у него было довольно суровое, все из сплошных острых углов и жестких морщин. Лет ему могло быть сколько угодно — между тридцатью и пятьюдесятью, точно определить было невозможно, потому что голова была обрита наголо, а взгляд выдавал весьма опытного и знающего человека. Длинный прямой нос и высокие скулы цвета темной меди создавали довольно зловещее впечатление, словно перед вами хищный зверь — поменьше льва, но более опасный, чем волк. Но тут мужчина улыбнулся, и первое впечатление тут же изменилось.