Кэт заплакала — впервые с тех пор, как их захватили в плен, и тут же вокруг зазвучало множество голосов, быстрых и громких; одни старались успокоить и утешить, другие издевались. Девушка сидела, сгорбившись и прижав колени к подбородку, зажав уши ладонями, раскачиваясь взад-вперед, стараясь не слышать весь этот шум. Собрав в кулак все остатки воли, она пыталась вспомнить все подробности, все детали благоухающего дворика и тихую прохладу дома. Розовые лепестки в воде, мозаика из плиток в виде расходящихся узоров синего, белого и золотого цвета, ярко-оранжевые плоды на апельсиновом дереве, резные колонны и решетки, по которым ползут вверх сладко пахнущие растения с цветами и прыгают маленькие птички; резной потолок кедрового дерева в комнате раиса, пушистые ковры и резная деревянная мебель; роскошно украшенная одежда маленького черного мальчика и его закрученная в тугие волнистые локоны прическа; богатая ткань одежд раиса, блеск его глаз во тьме… И тут какой-то голос в глубине души спросил ее: а почему ты для утешения не пытаешься вспомнить свою прежнюю жизнь в Корнуолле?
И она, тоже про себя, ответила, что уже не помнит эту прежнюю жизнь достаточно хорошо и подробно, чтобы это послужило ей утешением, но, отвечая так, понимала, что это ложь…
На следующий день те же двое стражей пришли в барак вместе со знакомой ей матроной. Пленников впервые рассортировали, отделили мужчин от женщин, оставив детей с матерями или близкими родственниками. Женщин и детей увели первыми. И они, шатаясь и оскальзываясь, выбрались на улицу, жмурясь от безжалостного яркого света. Стражи умело и быстро сковали всех, построив в цепочку, стараясь при этом не прикасаться к коже неверных, разве что надевая им на ноги холодные железные кандалы и демонстрируя почти полное равнодушие к жалкому состоянию своих подопечных, словно сгоняли в стадо стреноженных овец.
Кэт оказалась в шеренге позади коротышки Нэн Типпет. Вдова и в лучшие-то свои времена была низкого роста, а теперь еще и пригнула голову, словно кланяясь; и Кэт ничто не мешало разглядывать город, известный как Старый Сале. Было трудно поверить, что она только вчера проходила по этим же улицам, потому что сейчас ничего не узнавала; но, в сущности, тогда ей мешала непривычная чадра и она испытывала такое отчаяние, что почти ничего вокруг и не видела. А теперь было такое впечатление, что город буквально навалился на нее, требуя внимания, он словно стряхнул с себя всю свою прежнюю чуждость, будто по мановению волшебного бубна цыганки. Улицы, по которым они проходили, кишели людьми — мужчины гнали куда-то костлявых ослов, чьи спины гнулись под тяжестью огромных тюков, детишки в рванье бежали за животными, подгоняя их палками и что-то яростно крича; водоносы в ярких шапках с мехами на плечах, мужчины с длинными бородами и пронзительными глазами, слепые нищие, калеки, едва передвигающиеся на изуродованных конечностях; женщины, закутанные с головы до пят, с трудом удерживающие на головах огромные корзины и с любопытством рассматривающие сквозь щели чадры бледнокожих светловолосых дикарей в лохмотьях заморских одежд.
— Имши! Двигайся!
Один из стражей ткнул Кэт своей палкой. Она остановилась, пораженная тем, что увидела. На углу сидел мужчина и играл на флейте, а перед ним извивалась змея, вылезая из горшка; его напарник держал в руках другую змею, демонстрируя небольшой толпе зевак, что она не кусается, но никто не решался взять у него гадину.
Раскаленный воздух был полон мух, пыли, запахов специй; вокруг стоял жуткий шум. Крики и музыка, рев ослов, кудахтанье кур, запах навоза… Она увидела стадо коз, убегающих по переулку между глухими стенами высоких домов, — их преследовала банда темнокожих ребятишек. Девушка продолжала брести вперед, то и дело спотыкаясь. Органы чувств на каждом шагу подвергались все новым и новым испытаниям.
Наконец пленные свернули в одну из узких боковых улочек, и матрона подвела их к огромным дверям, усеянным бронзовыми заклепками. Дверь отворила тоненькая женщина, одетая в рубаху полуночно-синего цвета, все кромки которой были расшиты яркими геометрическими узорами. Очень простой дизайн — семилетний ребенок мог бы такое вышить. Если бы у нее была такая прекрасная ткань и большой выбор шелковых ниток, она бы сделала эту рубаху еще более изящной, несмотря на ее необъятную ширину и совершенно бесполый характер.
Матрона обнялась с этой женщиной, поцеловала ее четыре раза в обе щеки и принялась о чем-то болтать. Трое стражей вели сюда пленников быстрым шагом, подгоняя ударами палок, если те замедляли темп или останавливались, а теперь вдруг оказалось, что спешить совершенно некуда. Когда с приветствиями было наконец покончено, всех завели в комнату с высоким потолком, где в углу сидела женщина в хламиде с капюшоном и с гусиным пером в руке.
Читать дальше