Джейн Джонсон - Преданное прошлое

Робу вовсе не хотелось это слушать, но моряк просто-таки зажал его, припечатав к планширу.

— Они все голые и прикованы к своим скамьям, гребут по двадцать часов в день, и их стегают кнутом до крови. Все, что им дают, чтоб не подохли с голоду, — кусок хлеба, вымоченного в вине, да и то только тогда, когда мимо проходит их офицер, просто чтоб эти бедолаги не отключились. Их там померло больше десятка, а эти гады их потом еще стегали, чтоб удостовериться, что они и впрямь дохлые, а не притворяются, и только после выбросили тела за борт. Он сумел выдержать три года такой муки; потом его купил другой хозяин и заставил работать на строительстве каких-то бараков или чего-то в этом роде недалеко от Алжира. Никакой особой разницы, как он говорил, — тоже самое битье кнутом, днем и ночью, но по крайней мере он мог время от времени прилечь на что-то твердое, что не качается и не болтается, и вокруг не плещется соленая вода. Там еще принято бить людей по пяткам — это у них, гадов, называется «бастинада», — пока подошвы не почернеют и из них не пойдет кровь; после этого бедняги уже не в силах ходить прямо. Один там попробовал бежать, так его поймали, притащили обратно и потом привязали к лошадям и волочили по камням и колючкам, пока не испустил дух.

А другого изрезали на мелкие кусочки, живьем — сперва ухо, потом палец, потом нос, — и он все время орал, пока не помер. Они ненавидят и презирают христиан, эти магометане. Нет для них лучшего зрелища, чем мучающийся христианин. Один бедолага сумел-таки бежать, но при этом убил стражника. Когда его в конце концов настигли, ему бы надо было драться до конца, чтоб погибнуть на месте. А так его, несчастного, схватили и потом сбросили с городской стены, и он упал прямо на эти жуткие колья, которых они понавтыкали именно для этой цели, и там и висел, проткнутый насквозь, не в силах сдвинуться ни вниз, ни вверх, и мучился, и его клевали вороны, а женщины приходили и швыряли в него камни и смеялись, когда начинала течь кровь…

Моряк замолк, чтобы перевести дыхание, хотел было продолжить, но Роб перебил его в надежде сменить тему разговора:

— Видимо, это совсем дикие люди.

— Точно, варвары они, жестокие и склонные ко всяким зверствам.

Тут Роб обернулся и обнаружил, что к ним присоединился еще один человек — он стоял рядом, опершись на планшир и не давая ему возможности сбежать, о чем Болито уже подумывал. Это был мужчина, с которым он встречался в убогой конторе господ Хардуика и Бакла, но, когда тот обсуждал свои дела с Кил игру, Роба вывели в другую комнату. Даже за эту короткую встречу Роб успел составить весьма неприятное впечатление об этом человеке. Он не смог бы сформулировать его словами, потому что внешне этот человек выглядел вполне прилично и даже приятно. Но было нечто в его взгляде, какая-то мерзкая расчетливость, хотя он всегда с готовностью вступал в разговор, всячески демонстрируя свое дружелюбие и доброту.

Его звали Уильям Маршалл. Роб решил, что он состоит в каком-то отдаленном родстве с Килигру, потому что у них были похожие лица с мелкими чертами и близко посаженными глазками, одинаково синими и ледяными. Маршалл был старше первого помощника, однако это впечатление могло быть просто результатом долгого пребывания на солнце и под морскими ветрами, которые выдубили его кожу и выжгли многочисленные морщины на лице.

— Вы много плавали в этих местах, сэр? — осведомился Роб, как из любопытства, так и из стремления сменить тему разговора на менее мрачную.

— Я ходил в Берберию четыре или пять раз и всякий раз клялся, что это плавание будет последним, — ответил Маршалл, накручивая на палец прядь из своей седой бороды. — Климат там поганый, а тамошние обитатели еще поганее. Но там можно делать хорошие деньги, так что я постараюсь поскорее сколотить себе приличные денежки, чтоб осталось несколько лет насладиться ими. Да-да, даже среди этих африканских подонков, как их называл умница Марло.

— Марло?

Маршалл обменялся с моряком насмешливыми взглядами.

— Ха! Да этот малый даже не слыхал про Кита Марло 78 , самого блестящего драматурга, когда-либо осчастливившего наши берега своим творчеством!

Моряк пожал плечами.

— Парень еще слишком молод, — заметил он вполне справедливо. — Марло был похоронен еще до того, как он родился.

Маршалл вздохнул:

— Вот и говори после этого о бессмертии… Лучше уж горшок золота прямо здесь и прямо сейчас, так я считаю. — Он обернулся к Робу, и его глаза блеснули. — Эти мерзкие пираты из Алжира, эти проклятые ублюдки, эти африканские подонки — он их насквозь видел, этот Кит Марло! Тебе бы не помешало как-нибудь прочитать хоть что-то из его вещей, если книга попадет тебе в руки. — Тут он встал в задиристую позу и продекламировал звенящим голосом: