Антология - Глубина тихого омута

Мнение современников его не очень волновало, потому что в глубине тёмной, никем не понятой души, таился план, который стал главной целью и утешением этого странного человека. Солодовников мечтал о большой славе, он хотел, чтобы его имя вошло в историю и осталось там навсегда. Однажды в разговоре с одним из немногих приятелей, актёром Михаилом Лентовским, он даже почти проговорился: «Вот умру — Москва узнает, кто такой был Гаврила Гаврилович Солодовников! Вся империя обо мне заговорит». Но Лентовский в тот момент не придал значения этим словам. Он вспомнил их, когда в 1901 году Солодовников умер, и всё случилось так, как он сказал.

Почти всё своё огромное состояние, около 21 миллиона рублей, он распорядился пустить на благотворительность. В пересчёте на наши деньги это больше 10 миллиардов. Пётр, старший сын Гаврилы Гавриловича, не сразу сумел расстаться с отцовскими миллионами, но всё же к 1909 году на 2-й Мещанской улице были построены два больших дома для бедных, оборудованные по последнему слову техники. В домах было электричество и даже лифты! А также баня, прачечная, столовая, библиотеки и летний душ.

Тайный план сработал! Гаврила Гаврилович не только сумел удивить и обескуражить своих современников. Ему удалось оставить глубокий и отчётливый след в истории Москвы, в российской истории. В большой зал Московской консерватории ведёт парадная мраморная лестница, построенная на его деньги. Московский театр оперетты расположен в здании театра, построенного когда-то Солодовниковым. Кожно-венерологическая клиника, которой он отчего-то отказался дать своё имя, существует до сих пор, входит в состав медицинской академии им. Сеченова. Ну и дома для бедных, построенные на оставленные им миллионы, можно и сейчас увидеть на улице Гиляровского, бывшей 2-й Мещанской. Но это ещё не всё!

Одна интересная история, произошедшая в 1962 году во время расселения солодовниковских домов, очень подходит к рассуждению на тему о тихих омутах. Правда или нет — не знаю, но история отличная.

Однажды к местному участковому на приём пришла старушка-божий одуванчик и попросила помочь ей с организацией похорон сестры. Вроде бы ничего необычного, если бы не дата смерти. Оказалось, что сестра умерла ещё в 1943 году. Время было военное, и исчезновение одной из двух одиноких женщин никого не насторожило. А Мария Константиновна то ли паспорт не нашла, то ли не хотела расставаться с сестрой и её продуктовыми карточками, поэтому просто завернула умершую в простыню и оставила дома. Комната проветривалась хорошо, так что запаха никто не заметил. Тело постепенно мумифицировалось, и милая дама двадцать лет прожила в одной комнате с мумией сестры, хранившейся на антресолях. Соседи ничего не подозревали — старушка была тихая, милая, ни с кем не ругалась, гуляла себе с палочкой возле дома. Так бы всё шло и дальше, пока не настало время переезжать в новое жильё. Пришлось Марии Константиновне сделать «каминг аут». Был, конечно, скандал. Но в итоге старуху пожалели, да и статьи подходящей в уголовном кодексе не нашлось. Мумию отправили в музей судебной медицины, а история её появления вошла в учебники для будущих судмедэкспертов как редкий случай естественной мумификации. Разные судьбы, разные люди, разное время. Но в их историях есть кое-что общее.

Внешнее впечатление, как тёмные воды тихого омута, бывает обманчиво, и это может сбить с толку, зато внезапные открытия и неожиданные повороты делают жизнь интереснее, наполняют её новыми ощущениями, окрашивая серые будни в яркие тона.

Так что, как поётся в детской песенке, да здравствует сюрприз!

Александр Секацкий: «Язык Татьяны Острейко сразу же определяется как сочный и живописный. Смелые, точные метафоры, никаких уступительных наклонений:

«Из многих ресторанов доносился запах морепродуктов, и витрины были обращены к нему рыбьими головами. На льду лежали дары подводного сада, от которых он давно устал, и приглашали его к трапезе. Навстречу шли разные люди, но в каждом было что-то знакомое: красные выпученные глаза окуня, выдающаяся нижняя челюсть зубатки, хищные зубы хека, перекошенный рот палтуса, вздыбленный хохолок ерша. Будто кто-то взял и превратил улов в этих странных прохожих».

Но метафора не самоцель для автора, рассказ имеет внутреннюю глубину, настоящую изюминку: не сказанное важнее сказанного, и именно оно, то, о чём умалчивают слова, и производит главный эффект. Татьяна Острейко в этом тексте предстаёт как незаурядный мастер композиции».