Ведат Кокона - По волнам жизни

Большинство этих интеллигентов, юноши или молодые мужчины, в самом расцвете лет — старшему едва ли перевалило за тридцать, — целые дни проводили в кафе, часами, с утра до вечера, играя в джокер, триктрак, покер или шахматы. С наступлением темноты, разморенные жарой и обалдевшие от скуки, они выходили на улицу, чтобы вскоре снова вернуться в кафе и снова играть в шахматы, покер, триктрак и в джокер — до самого ужина. Потом покидали кафе, собираясь еще совершить короткую прогулку по большому, только что открытому бульвару, а после этого отправиться домой и, поужинав, улечься спать.

В летнее время, ночью, когда жара не давала уснуть, от непрерывного комариного писка в ушах мозг не мог успокоиться даже в уютной постели. Голова, отягощенная сложными карточными и шахматными проблемами, уставшая от энергичного и азартного стука костей о тавлу, все еще прокручивала тот или иной ход, не давая себе ни сна, ни роздыху. Наконец, утомленные и измученные, молодые люди погружались в глубокое забытье. Им снилось, будто к их ногам привязали свинцовые гири, которые не давали сделать ни шага. На следующий день после завтрака они снова устремлялись в «Курсаль» — и те, что уже работали, и те, кто еще не имел работы. Странную картину представляли собой эти доктора, адвокаты, дантисты, преподаватели, инженеры, слонявшиеся целыми днями, и возникал естественный вопрос: когда же люди работают? Никто из них никогда не держал в руках книги и не посещал Национальной библиотеки. Библиотека занимала старую постройку. Прогнившие доски пола покачивались при ходьбе так сильно, что казалось, будто плывешь в лодке. Внутри она напоминала постоялый двор, который вдруг очутился на отшибе и потому опустел: странники, прежде сворачивавшие с дороги под его кров, движутся теперь по новой — ведущей прямо к «Курсалю».

Те из посетителей кафе, которые не играли ни в карты, ни в шахматы, сидели в саду и пили холодный шабесо или синалько. Официант в белой куртке разносил на подносе бутылки, только что вынутые изо льда и покрытые инеем. В бутылках были холодные напитки, которые, когда вылетала пробка, шипели, а когда их наливали в стакан — пузырились.

В эту невыносимую июльскую жару на улице редко появлялась в коляске какая-нибудь элегантная, одетая по последней моде дама. По тротуару медленно плыли женщины под покрывалами и в налланах, а в саду возле кафе интеллигентные молодые люди, закончившие университеты в разных странах, говорили о том о сем, обсуждали прочитанные газеты и проблемы международной политики.

В кафе «Курсаль» приходили те, кто учился во Франции или в Италии, а прошедшие курс наук в Австрии (первые албанские студенты, уехавшие за границу после 1920 года) собирались в другом кафе — «Bella Venezia», расположенном на Королевской улице. Их прозвали «дойче культур» — немецкая культура. Уютная «Bella Venezia» напоминала им тихие и красивые кафе Вены. Поэтому за привычной чашкой чая, которую они выпивали ежедневно в пять часов на Королевской улице Тираны, они вспоминали о безвозвратно ушедших студенческих годах, проведенных ими в Австрии. Обе группировки этих молодых людей, родившихся и выросших в Албании, отправленных учиться за границу на деньги народа, которому нужны были специалисты, убивали время в кафе, даже названных не по-албански. Там они предавались мечтам о «заграничной жизни», отравившей их сознание опиумом дансингов, кабаре, таверн, мюзик-холлов и игорных домов. Обе эти группировки сталкивались друг с другом во время бесед, как две встречные струи воды, страстно защищая культуру той страны, где они учились, но ни один из них ни разу не вспомнил о культуре бедной отчизны, взрастившей, выкормившей и пославшей их набираться знаний, которыми они с нею не собирались делиться.

На террасе кафе «Курсаль» обычно сидела албанская знать: старики, обучавшиеся в Стамбуле; судьи шариата — кади, служившие в разных концах Оттоманской империи и осевшие теперь в тихих местах, как товары в лавке старьевщика; депутаты — столпы нации! — получавшие только за то, что били мух, по тридцать золотых наполеонов в месяц, хотя могли прожить и на пять-шесть леков в день; префекты и мэры, строившие себе по дому в каждом городе, куда их переводили по службе; байрактары {96} 96 Байрактар — титул главы административно-территориальной единицы (байрака) в Северной Албании. в келешэ, с длинными — от уха до уха — усами, в парчовых золотых жилетах, в джамаданах {97} 97 Джамадан — куртка или безрукавка из белого сукна, элемент национального костюма. и белых суконных штанах, стянутых на талии пестрыми поясами, за которые было заткнуто старинное огнестрельное и холодное оружие; приехав за «вознаграждением» и гордо прогулявшись по улицам Тираны в сопровождении горцев, они теперь важничали в «Курсале», как петухи на насесте. Но вся эта албанская элита разом вскакивала со стульев при появлении на лестнице Ляля Кроси собственной персоной. Он приходил сюда посидеть на своем обычном месте — в левом, самом уединенном углу террасы, где не было прохода. Когда он шел, перед ним расшаркивались, отвешивали поклоны, а он проходил мимо этой шеренги угодников, не отнимая руки от сердца, но и ни на кого не глядя.