Ведат Кокона - По волнам жизни

С того времени, как Гачо прочел эту поэму и постиг всю ее прелесть, для него началась двойная жизнь: он стучал молотком по жести и железу, а думал в это время о литературе, точнее, о поэзии. Еще в школе он считался первым учеником по албанскому и французскому языкам. Его сочинения вызывали восхищение преподавателя. Стихи он легко выучивал наизусть и долго помнил. Все говорило о том, что в старших классах лицея он проявит большие способности к литературе, а со временем, возможно, из него даже выйдет неплохой писатель.

Но, к сожалению, мечта Гачо Таселлари не сбылась: она обратилась в прах так же легко и быстро, как рвется от неловкого движения тонкая нить. Когда он заканчивал второй класс лицея и готовился к переходу в третий, отец, посылавший семье несколько долларов в месяц, умер в Америке. Мальчик не смог продолжать учебу. До окончания лицея предстояло учиться еще семь лет. Кто будет его содержать эти долгие годы?

Смерть отца заставила Гачо Таселлари пойти в помощники к дяде, чтобы зарабатывать себе на хлеб. Но, даже став жестянщиком, он не подавил в себе тягу к знаниям и, улучив свободную минуту, брался за книги.

Гачо старался учиться по той же программе, что и его друзья, продолжавшие учебу. Лицеисты охотно и терпеливо объясняли ему новые темы по всем предметам, а он усердно их усваивал. Его не покидала надежда, что настанет день, и он снова вернется в лицей, сдаст все экзамены.

Но дни проходили длинной чередой, однообразно, скучно, в бедности. У дяди болела за него душа, но сделать он ничего не мог. Борьба за существование была так сурова, что при всей его жизнестойкости у него не хватало сил выйти из нее победителем.

Еще в детстве Гачо Таселлари поразила несправедливость, которую он наблюдал вокруг. Почему мир делится на бедных и богатых? Почему у кого-то есть все, а на долю дяди Василя перепадают одни лишения? Почему в лицее, например, учатся приезжие из Шкодера, Дибры, Тираны, Эльбасана, Влёры, Гирокастры или Берата, а он, коренной житель Корчи, где жили и умерли его деды и прадеды, лишен этой возможности? Почему мир устроен так, а не иначе?

Такие вопросы особенно мучили Гачо Таселлари, когда он сравнивал трудную жизнь дяди, добывавшего хлеб в поте лица своего, с беззаботной жизнью господских отпрысков, ежедневно игравших после обеда в теннис с преподававшими в лицее французами.

Но однажды все эти вопросы, напоминавшие рыболовные крючки, закинутые в море загадок, поймали такой странный улов, который совсем обескуражил Гачо Таселлари…

Он пошел устанавливать готовые трубы в доме одного богатого заказчика, жившего в самом центре, на бульваре. Гачо и раньше слышал, что тот очень богат, но, в чем это реально выражалось, не имел никакого представления. И вот теперь появилась возможность увидеть все собственными глазами.

Когда Гачо ступил в гостиную самого роскошного на бульваре дома, ему показалось, что он очутился в каком-то другом мире. Ничего подобного он даже во сне не видел. Паркет, покрытый посередине прекрасным ковром, блестел будто зеркало. В углу комнаты стоял черный концертный рояль, недалеко от него — дорогая ваза с хризантемами, расписанная экзотическими восточными пейзажами. На окнах висели зеленые плюшевые гардины, тяжелыми складками спадавшие до пола, а резной деревянный потолок украшала массивная хрустальная люстра. Вид этой гостиной буквально потряс юного Гачо Таселлари, которому никогда не приходилось бывать в таких шикарных домах. Три глубоких уютных кресла и широкое канапе под картиной в золоченой раме, казалось, приглашали сесть и насладиться сладостным покоем. Но у Гачо не хватало духа не только погрузиться в кресло, но даже двигаться по этому паркету, где отражались его ботинки на шипах: он ведь мог испортить пол.

Гачо стоял и смотрел как зачарованный на представшую перед его глазами красоту. Так бы стоял он, наверно, долго, если бы служанка не предложила ему пройти и приладить к печи в гостиной трубу.

Когда он закончил эту работу, служанка пригласила его в спальню госпожи. Гачо покинул один сказочный мир, чтоб оказаться в другом.

В спальне хозяйки его сразу опьянил запах лаванды, которой она душилась так сильно, что Гачо показалось, будто он очутился в саду, где распустились и благоухают самые прекрасные и самые душистые цветы на свете. Взгляд его сперва упал на круглый столик, где в чашке еще дымилось какао и стоял подносик со сливочным маслом, мармеладом и арабской хурмой, а потом на висевшее напротив двери большое овальное зеркало, перед которым причесывалась госпожа.