Ведат Кокона - По волнам жизни

Все, конечно, сложилось бы иначе, если бы не дети. С женой расстаться легко, но как быть с детьми? Что станет с Агроном и Тэфтой? В чем они виноваты и за что лишать их матери или отца? А чем провинился он сам? Почему обречен жить под одной крышей с женщиной, которую не любит? Как неразумен он был! Зачем ему понадобились дети? Мало того, что женился по расчету, он еще связал себя двумя малышами, которые только-только начали ходить… Разойтись с женой нетрудно, но каким же надо быть бездушным, чтобы оттолкнуть детей только потому, что они мешают его счастью! Странно… но, так рассуждая, он испытывал к ним чувство, похожее на ненависть…

Предаваясь этим невеселым мыслям, Исмаил вернулся домой усталый и совершенно разбитый. Он никогда еще не был таким опустошенным и вялым. Будто его долго и усердно колотили вальками для полоскания белья.

Хесма встретила мужа по обыкновению приветливо, но, увидев его измученный вид, решила, что он заболел. Улыбка испуганной птицей спорхнула с ее лица.

— Скажи, ты плохо себя чувствуешь?

Исмаил устало отмахнулся:

— Вовсе нет.

Но она не отставала:

— Тогда что с тобой?

— Я ведь сказал тебе — ничего.

В голосе его звучало недовольство. Помолчав, Хесма нерешительно предложила:

— Я принесу обед?

— А вы поели?

Она взглянула на него с удивлением.

— Конечно, ведь уже три часа.

Хасан сидел у огня в углу комнаты и читал газету. В камине весело трещали дрова. Пообедав, Исмаил взял стул и подсел к нему. Хесма поставила на огонь джезве и сварила кофе для мужа. Радостная и сияющая, в комнату вошла Манушате. Легким движением заправив прядь за уши, она с улыбкой спросила:

— Что хорошего пишут в газетах, папа?

— Новости из рук вон плохие. Ну а ты чем нас порадуешь, дочка? Как у тебя с сочинением?

— У меня? Хорошо. Даже отлично. Сегодня преподаватель вернул контрольные сочинения за вторую четверть. Мое — третье из лучших.

— А как дела у Софики? — поинтересовалась Хесма.

— Как всегда, первое место и высшая оценка.

Исмаил, несколько этим утешенный, взял газету и пробежал глазами заглавия. ЛОНДОН И ПАРИЖ РЕШИЛИ ПРИЗНАТЬ ПРАВИТЕЛЬСТВО ФРАНКО. ФРАНЦИЯ И АНГЛИЯ ПРЕДОСТАВЛЯЮТ ФРАНКИСТАМ БОЛЬШИЕ КРЕДИТЫ. РИМ И БЕРЛИН ТРЕБУЮТ ВЫПОЛНЕНИЯ ОБЯЗАТЕЛЬСТВ, ДАННЫХ ДУЧЕ И ФЮРЕРУ. ГИТЛЕР ПРОИЗНОСИТ В ГАМБУРГЕ ПРОГРАММНУЮ РЕЧЬ. ГЕРМАНИЯ И ИТАЛИЯ ПОСПЕШНО ГОТОВЯТСЯ К МОЩНОМУ НАСТУПЛЕНИЮ НА НЕКОЕ ГОСУДАРСТВО. ДАЛАДЬЕ ГОВОРИТ В ПАРЛАМЕНТЕ О ТОМ, ЧТО ОБСТАНОВКА НАКАЛЕНА ДО КРАЙНОСТИ И В КАКОЙ-ТО МОМЕНТ МОЖЕТ ОКАЗАТЬСЯ ТРАГИЧЕСКОЙ…

Ситуация, следовательно, такова: Европа оказалась на самом краю бездны. Об этом в один голос говорят дикторы радиостанций, комментируя сообщения из разных стран, об этом пишут албанские и иностранные газеты. Люди живут в бешеном водовороте, который подхватил их и неизвестно, куда занесет…

Исмаил пил кофе и думал об этом, охваченный странными ощущениями: в его душе, словно отвечая накалу страстей в политической жизни, образовался свой, маленький, но столь же бурный, водоворот. Он сам, Хесма, Агрон, Тэфта, Софика кружились в нем, замирая от ужаса и не зная, что же с ними будет…

Открылась дверь, и маленькая Тэфта, держа в руках детское ведерко и формочку, с плачем вбежала в комнату. Обильные горькие слезы текли по пухленьким розовым щечкам. Следом вошел Агрон. В руке у него было яблоко.

— Почему ты плачешь? — спросил дедушка, обожавший маленькую внучку. Не чая души в обоих, он все-таки любил малышку больше. Тэфта подошла к деду, залезла, как обычно, к нему на колени и, все еще хныкая, стала тереть кулачками глаза.

— Почему ты плачешь, голубка моя? — снова спросил Хасан, гладя мягкие волосы ребенка. — Что это за потоки слез?

— А меня Агрон дразни-и-ит, — ответила Тэфта и заплакала еще сильнее.

— Нет, деда, я ее не дразнил… Я ел яблоко и сказал, что ей завидно.

— А вот и дра-азнил, — рыдала девочка. — Всегда меня дра-а-азнит.

— Что он тебе говорит?

— Говорит: зави-и-дно тебе, румя-на-я ду-рочка, бочонок!

Дедушка от души захохотал, а Тэфта все не унималась. Исмаил не выдержал.

— Прекрати! — заорал он и ударил ее по щечке.

Малышка испугалась, заглянула в мрачные глаза отца и сразу замолкла. Хасан возмутился:

— В своем ли ты уме? За что бьешь ребенка?

— В этом доме ни минуты нельзя посидеть спокойно! — раздраженно крикнул Исмаил.

— Они маленькие и не могут не плакать, — ответила Джемиле и взяла Агрона на руки.

— Сумасшедший дом! — бросил Исмаил и встал.