Джеймс Фрей - Миллион мелких осколков

И скажи ей, что я прошу у нее прощения. Прошу прощения.

Я обнимаю его, держу в объятиях, пока он плачет, потом он отталкивает меня, говорит, что хочет побыть один, и я выхожу из палаты, на ходу оглядываюсь и вижу, как он зарывается лицом в подушку, до меня доносятся его всхлипывания, стоны и бормотание.

Нет.

Нет.

Нет.

Я оставляю его наедине с собой и его будущим, иду по отделению, проверяю, что открытка у меня в кармане. Я позвоню, когда выйду отсюда, и расскажу этой девушке, что ее отец – хороший человек. Может, она не поверит мне, и, может, я не найду нужных слов, чтобы переубедить ее, но я скажу это ей. Все толпятся в отделении, ждут, когда выйдут Уоррен и Джон и начнется церемония выписки. Я не хочу смотреть на это и участвовать в этом, я уже попрощался с ними, поэтому прохожу мимо собравшихся. Как и вчера, хочу я одного – забыться. Но сегодня ничего не получится. Я понимаю это, как только вхожу в лес. Ярость охватывает меня. Опутывает каждое ощущение, каждое чувство, каждую мысль. Я не могу справиться с ощущениями, чувствами, мыслями, поэтому позволяю ярости справиться с ними. Она поглощает их. Печаль превращается в ярость, умиротворение в неутолимый голод. Я хочу уничтожить все, что попадается на глаза. Что не в силах уничтожить, то проглотить. С каждым шагом ярость нарастает. Ярость и голод. Ярость и голод. Ярость. Голод.

Мне нужна выпивка. Много выпивки. Бутылка чистейшего, крепчайшего, самого сбивающего с ног, вырубающего алкоголя на свете. Пятьдесят бутылок. Мне нужен крэк, самый ядовитый, желтый, напичканный формальдегидами. Куча мета, пятьсот порций кислоты, помойное ведро грибов, туба клея размером с грузовик, цистерна газа, в которой можно утонуть. И еще что-нибудь, чего еще не пробовал, и как можно больше. Голод, голод такой, что я готов убить, уничтожить, мне нужно забыться, отупеть, притупить эту чертову муку, пошли мне темнейшую темноту, чернейшую черноту, низвергни меня в глубочайшую, глубочайшую, самую жуткую дыру. В ад, черт подери, низвергни меня в ад. В геенну, черт меня подери.

Я продираюсь через заросли вечнозеленого кустарника на маленькую круглую поляну. Останавливаюсь, замираю, затихаю, закрываю глаза, делаю глубокий вдох, надеюсь, что это успокоит меня, но нет, снова делаю вдох, и снова безрезультатно, и снова, снова, снова, снова. Я хочу успокоиться, но нет мне покоя. Как я тут оказался. Как я очутился в этом месте, в эту минуту, в этот день, меня преследует прошлое, полное проблем, преследует будущее, полное проблем, жизнь, которую я просрал, которую не вернешь. Пятнадцать минут назад я обнимал уголовника с пожизненным сроком, обнимал наркомана, который провел детство, отсасывая собственному отцу, обнимал, потому что он плакал от страха перед возвращением в большой мир. Я обедал в обществе зловещего типа, похожего на кинозвезду средних лет, уголовника, на счету у которого третье тяжкое преступление, рабочего-сталелитейщика с вырванными волосами и привидения весом не более пятидесяти кило, которое было когда-то чемпионом мира по боксу. Мне выдали книжку-раскраску и сказали, что она мне поможет. Я посмотрел тупое видео про судью, и мне сказали, что оно мне поможет. Мне двадцать три года, я уже десять лет как алкоголик и примерно столько же времени – наркоман и уголовник, меня разыскивают в трех штатах, а я болтаюсь в клинике на краю Миннесоты, и мне дико хочется одного – напиться и обдолбаться, и я ничего не могу с собой поделать. Мне двадцать три года.

Глубоко дышу, дрожу, чувствую, что подкатывает, злость и голод смешиваются с раскаянием, страхом, стыдом, ненавистью, их смесь превращается в совершенную ярость, огромную и прекрасную, разрушительную и великолепную ярость. Ярость, которую я не могу ни остановить, ни подавить. Ярость, которую я могу только выпустить, она приближается, приближается, приближается. Пусть же наконец она прорвется, черт подери. Наконец-то. Вижу деревце, набрасываюсь на него. Визжу, рву, царапаю, гну, бью, рву, крушу, визжу, ломаю, визжу, ломаю, визжу. Это маленькое дерево, совсем молоденькая сосенка, она мне по силам, и я отрываю ветки от ствола, ломаю их одну за другой, отрываю и ломаю, бросаю обломки на землю, топчу их, топчу, топчу и, когда ствол оголяется, слышу чей-то голос, но набрасываюсь на ствол, он тонкий, ломаю его пополам, снова голос, не обращаю внимания, бросаю сломанный ствол поверх груды веток, снова этот голос, хочу оттащить ствол подальше, хватаю его, а он ни с места, снова голос, не обращаю внимания, тащу, визжу, тащу это чертово дерево, хочу его уничтожить, снова голос, не обращаю внимания, пинаю, пинаю, пинаю ствол, а голос повторяет перестань, перестань, перестань. Перестань.