Лиза Ко - Беспокойные

Он говорил быстро, по-английски. Английский Вивиан стал куда лучше, чем десять лет назад, но у него всё равно была фора.

— Почему ты это сделала?

Она переложила еду в пластиковые контейнеры и надавила на крышки, перепроверила, что они загерметизировались.

— Что сделала?

Он включил кран и выдавил мыло на губку.

— Ты сказала, что скоро за мной вернешься, а сама подписала документы, чтобы меня забрали чужие люди. На неопределенный срок.

— Не знаю, о чем ты говоришь. — Вивиан открыла холодильник, поменяла в нем местами контейнеры и что-то вынула, чтобы освободить место. Достала пачку апельсинового сока, прищурилась на срок годности.

— Из-за тебя я думал, что мать меня бросила, что я ей не нужен.

Вивиан изучала литровую пачку молока.

— Тебя могли депортировать.

— С чего это? Я американский гражданин. — Он обернулся и убедился, что Майкл с Тимоти всё еще за столом. — Что ты знаешь о моей матери? Где она?

Лицо Вивиан скрывалось за дверцей холодильника.

— Я ничего не знаю.

Он скоблил тарелки с силой так, что саднило кожу.

— Ты реально ходила в суд, чтобы навсегда избавиться от меня. Ты сломала мне всю жизнь.

— Я ничего не ломала. Иначе бы ты не учился в колледже. Не жил бы на Манхэттене, не играл бы на собственной гитаре. Если бы ты остался с матерью, жил бы в бедности. Вернулся бы в деревню.

— Так она там? В Минцзяне?

Слова Вивиан были тихими и глухими.

— Не знаю.

Что-то не складывалось. Не было никакого объяснения отсутствия мамы, объяснения того, почему она так и не вышла на связь. Дэниэл смотрел на Вивиан пристально, вынуждая встретиться с ним лицом к лицу.

— Она умерла?

Наконец она повернулась к нему.

— Нет.

— Откуда ты знаешь?

— От Леона.

Он отправился к метро, обняв на прощание Майкла и пожав руку Тимоти. «До скорого, — попрощался Майкл. — Не забудь сказать про следующий концерт».

В кармане Дэниэла лежал конверт, который ему перед уходом дала Вивиан. Не пройдя и полквартала от дома, он нырнул под навес магазина и открыл его. Внутри лежали стодолларовая банкнота и бумажка с цифрами, которые могли означать телефонный номер в Китае. Внизу было подписано: «Леон».

Дэниэл убрал конверт в карман и рассмеялся — горячим студенистым смехом, — смеялся, пока его всего не затрясло. Будто от ста долларов ему полегчает. Он шел, пока улица запертых витрин не закончилась тупиком, и повернул налево, ко входу в Сансет-парк. Воздух был теплым, деревья — в цвету. Он поднялся на холм, над улицами и витринами, семьей, бредущей ниже по тропинке, — отец толкал коляску с привязанным к ручке серебристо-красным шариком. Дэниэл видел горизонт Манхэттена, узнавал четкий шпиль Эмпайр-Стейт-Билдинг, искорки мостов, и с его точки обзора город казался уязвимым и мерцающим, пока последние лучи солнца приглаживали арки, словно убаюкивая их ко сну, раскрашивали верхушки зданий тенями. У него есть номер Леона. Его мать жива. Леон знает, где его мать; они на связи. От этой перспективы он чувствовал себя ватным. С подгибающимися коленями он сложился пополам, и его стошнило чесноком и клубничным пирогом.

Потом его пробил озноб. Когда Вивиан сунула ему в руку конверт, она прибавила: «Я расплатилась с долгами твоей матери. Когда Леон уехал, она еще оставалась должна. Как думаешь, кто платил? Если бы я не заплатила, ты бы уже был мертв».

Не зная, ненавидеть Вивиан или быть ей благодарным, Дэниэл смог только взять конверт и сказать «спасибо».

Он упирался пятками в землю и спускался по холму, по пологой стороне парка, сперва медленно, потом все быстрее, и его ноги грациозно пружинили.

Он вернется домой. Он позвонит Леону. Сбегая по холму, он чуть ли не летел.

В ночь, когда ты вернулся в мою жизнь, я снова шла по старой улице в Фучжоу, от «Ворлд Топ Инглиш» к ресторану морепродуктов, где всегда устраивал ужин для клиентов Ён. Он предложил меня подвезти, но я отказалась — хотела провести эти двадцать драгоценных минут с собой наедине. В сером костюме и кожаных туфлях я походила на городскую жительницу. Моя жизнь была как конфетка: когда-то я о подобной мечтала, но иногда мне всё еще хотелось снова спалить ее дотла, снова сменить имя, снова переехать в чужой город, снять комнату в доме, где меня никто не знает. Думая о тех ужинах с морепродуктами, которые я уже посетила, и о тех, которые предстояло посетить, я чувствовала пустую и нескончаемую БЕЗНАДЕГУ.