Лиза Ко - Беспокойные

Ён надел серебряные запонки — мой подарок на шестую годовщину свадьбы. Его глаза и рот подпирались расщелинами морщин. Он был красив какой-то полуразрушенной красотой; его красота была в том, что она осталась позади, его привлекательность отражала всё то, что он уже пережил, — хотя он бы только рассмеялся над этим описанием, потому что не понимал ностальгии. «Я и не помню ничего до тридцати лет», — говорил он. Может быть, врал. Перед коллегами он делал вид, будто успех дался ему без усилий, хотя перед каждой крупной встречей он репетировал перед зеркалом то, что скажет, записывал и заучивал реплики. Я помогала.

Еду принесли быстро. Тарелка с креветками, другая — с гребешками и овощами. Медузы, ракушки, морские ушки. Луцзин наливала чай. «Как работа?» На одном из ее передних зубов пятнышко от помады. Я не стала привлекать к этому внимание.

— У нас рекордный набор студентов — Я насадила креветку и оторвала ей голову, положила на край тарелки. На меня уставился ее глаз. — Все хотят знать английский.

— Мне английский не нужен. — Луцзин жевала большой гребешок. — Мы занимаемся бизнесом на шанхайском. — Луцзин была северянкой, которая так и не простила мужа за то, что тот вернулся в родную провинцию, чтобы возглавить фабрику, и Чжао любил хвастаться ее беглым мандаринским и шанхайским — этими чистыми, элегантными тонами. На ужинах в их доме в Цзяньбине Луцзин подавала изощренные безвкусные блюда, а Чжао пил пиво, бокал за бокалом, пока живот не распухал так, что приходилось ослаблять ремень, а потом снова и снова. На этих приемах мужчины жаловались на сычуаньцев, которые работают за гроши, но уже не мигрируют в Фучжоу массово, а едут работать на новые фабрики в Шеньчжень. Ён был из тех начальников, которые любят жаловаться на свою жизнь. Это были не настоящие жалобы, а замаскированная похвальба; дела в «Ёнтекс» шли отлично — хотя ему и было о чем волноваться.

Женские разговоры на этих приемах были еще хуже, потому что от меня ожидалось участие. Ха! Какая частная школа лучше? Какие гувернантки самые дешевые, но честные? По рукам ходил каталог с идеями для косметического ремонта: фотографии одного распотрошенного кухонного шкафчика за другим, снятые в привлекательных позах, как модели купальников. Фотографии пустых кастрюль на искрящихся конфорках и улыбающихся матерей, отцов и детей — все черноволосые и темноглазые, с невероятно бледной кожей и длинными ногами (и где в Фучжоу сыщешь такие экземпляры?). Я листала страницы и вспоминала диван в нашей квартире в Бронксе, те вечера, когда на ужин было более чем достаточно хот-догов и лапши быстрого приготовления. Или тот вечер, когда я бросила всё, что знала, ради нового города, в возбуждении и страхе от своего поступка.

Ён был на втором пиве, Чжао и Фу — на третьем.

— Мы сделали на экспорте шесть миллионов долларов за фискальный год, — говорил Чжао. — В прошлом году мы доставили рождественские заказы рано. Стоимость производства для «Уолмарта» составляла всего лишь четверть от розничной цены.

Ён повернулся ко мне.

— Моя жена долго работала в Нью-Йорке. Теперь она преподает английский, занимается переводами для «Ёнтекса».

Фу взглянул на меня. Я изобразила учительский голос.

— Я видела американские заводы, и им не сравниться с «Ёнтексом».

— А какие в Нью-Йорке дома? — спросил Фу.

— Высокие. Красивые. Величественные.

Луцзин опустила глаза в тарелку и почесала ногу.

— А погода?

— Летом жарко и солнечно, зимой — снег.

— Фучжоу мог бы быть перворазрядным городом, но поддался дурным тенденциям, — сказал Фу. — Слишком много чужаков.

— Дешевая рабочая сила, — сказала Луцзин.

— Двенадцать человек на одну комнату, друг у друга на головах, — сказал Чжао. — Когда так живешь, ничего удивительного, что к тебе относятся не лучше, чем к крысам.

Я ненавидела эти гадости, но терпела. Ён попросил меня прийти, чтобы произвести хорошее впечатление на закупщика «Уолмарта». Однажды, когда я возразила клиенту насчет сычуаньских рабочих, Ён не смог заключить сделку. Несколько недель он нервничал, что из-за потенциального банкротства «Ёнтекса» лишится квартиры, никогда не переедет в Цзяньбинь, как хотел. «Не понимаю, почему ты не переживаешь», — сказал он, и я уже хотела ответить, что он перегибает палку, что ничего плохого не случится, а потом увидела, что он боится по-настоящему, услышала дрожь в голосе. Самый худший страх Ёна — что в нем распознают фальшивку, что он совершит фатальную ошибку, которая приведет к падению статуса. Этот город полон таких людей. Здесь легко зарабатывают и легко разоряются. Но Ён никогда не жил без денег и потому не мог себе представить, что это вообще возможно.