Лиза Ко - Беспокойные

— Элейн с Джимом еще внутри, ждут сдачу, — сказала она.

Вышла Энджел, показала на него.

— Ты исчез.

Не будет никакого Бронкса, никаких звонков с объяснениями.

— Я ходил в туалет.

Энджел и Деминь сидели в спальне Энджел, пока взрослые пили вино в гостиной.

— Что случилось с твоей биомамой? — спросила она.

— Она собиралась во Флориду, и я должен был поехать с ней. Наверно, она вернулась в Китай.

— Элейн и Джим сказали, что нашли меня в приюте в Китае. Заплатили и получили меня, а я получила Барби и свою семью навсегда.

Деминь уже заметил Барби из серии «Возвращение домой» — неулыбчивую бежевую куклу с длинными светлыми волосами и пустыми синими глазами в пластиковой упаковке на полке рядом с кроватью Энджел. Она держала куклу-младенца в вытянутых руках так, будто он чем-то болен. У младенца были черная челка и прямоугольные черные глаза — по задумке, видимо, китайские, — а на коробке были рисунок с белым домиком и заборчиком и надпись: «Добро пожаловать домой!»

— Она коллекционная. У моей подруги Лили такой нет, потому что ее родители жили в другом отеле, когда ездили в Китай. Ее мама так злилась.

Деминь толкнул ногой плюшевого тигра.

— Ты правда в это веришь? В красную нить и всё такое?

— Не знаю. Наверно.

— Это фигня.

— Да? — не торопилась с ответом Энджел.

— Фиг-ня, — он поерзал под мертвым взглядом Барби.

— Тебе жарко? Я попрошу Элейн сделать кондиционер посильнее.

— Может быть, моя настоящая мама живет в Бронксе.

— В смысле, прямо сейчас?

— И, может быть, мой йи ба тоже. Или тетя, или брат — двоюродный.

— Поехали.

— Как?

— Я знаю как.

Он залез в карман.

— У меня есть пять баксов.

— Погоди. — Энджел стала пробираться через комнату, и Деминь пристально за ней следил. Если она собиралась на него наябедничать, позвать Питера и Кэй, он на нее набросится. Это несложно — он крупнее ее. Он пружинил на ногах, наготове, пока она копалась в шкафу и наконец достала розовые чулки.

— Дэниэл, — сказала она. — Смотри. — Внутри чулок оказалась пачка двадцатидолларовых банкнот. Деминь со смехом опустился на пятки. — Я их сперла у Джима, — сказала Энджел. — Ему всё равно.

В квартире Хеннингсов не было ни комнаты для гостей, ни кабинета, так что Кэй и Питеру пришлось умещаться на надувном матрасе в комнате Энджел, а Энджел и Деминь переехали на пол большой комнаты, поджидая, пока Элейн и Джима одолеет похмелье после Дня попадания, а Питера и Кэй — ранний подъем. Когда из обеих спален послышался храп, они напихали под одеяла полотенца и отправились на выход. Энджел — со своими ключами в розовой пластиковой сумочке — ввела код, чтобы отключить сигнализацию, а Деминь с рюкзаком в руке закрыл за ней. Он подавил желание шепотом попрощаться с Питером и Кэй. Они спустились не на лифте, а по лестнице, все двадцать этажей, и выскочили в служебный выход. На углу Энджел поймала такси. Деминь предполагал, что они поедут на метро, но Энджел сказала, что у нее всё схвачено.

— Мы едем в Бронкс, — сказала водителю Энджел. — Родители дали нам деньги.

— Угол Юниверсити и Западной 190-ой, — сказал Деминь. — Там моя семья, — стоило это произнести, как он почувствовал, что внутри растет холодный комок. «Ваш звонок не может быть осуществлен», — шептал этот комок. Но она бы его не бросила. Таксист возился с радио. — Сделаете музыку погромче? — попросил Деминь, и машину наполнили барабаны. Деминь твердил про себя «мама, мама, мама» и говорил водителю, куда ехать, когда они свернули с шоссе и попали в Бронкс, — и вот вечный светящийся знак «Кентукки Фрайд Чикен», тени от путей метро и щемящий вид тротуаров, поднимающихся за угол. Магазины обуви, алкоголя, продуктов. Всё было точно таким же. Эти одиннадцать месяцев здесь всё жило без него. Забыть Питера и Кэй, забыть Роланда и Риджборо. Он дома.

— Мне подождать? — спросил таксист, но Деминь уже выскочил за дверь.

— Подождите пять минут, — Энджел расстегнула кошелек и дала водителю две двадцатки Джима.

Деминь не мог ждать ни секунды. По тротуару к зассанному собаками пятачку сорняков, через двор — вот заклеенная скотчем трещина в нижнем окне. Он дернул дверь подъезда — и та открылась. Энджел следовала за ним, по первому лестничному пролету, — под ногами стонал линолеум, — по второму, быстрее, — мимо болтливых телевизоров, теперь всё ближе, — и, когда они очутились на последней клетке, он увидел.

Коврик перед дверью. Зеленый клочковатый коврик, напоминавший чахлую траву. Холодный комок оказался прав. У Леона и мамы никогда не было коврика.