Лиза Ко - Беспокойные

На мосту над рекой Гарлем дилинькала песенка фургончика с мороженым, за которой последовали фырканье и остановка автобуса. Опустилось окно в машине, полилась музыка, женщина пела: «Некоторым нужно всё и сразу…»

Мы стояли на краю летней ночи и слушали. Потом ты сложил руки у рта, наклонился над перилами и прокричал свое имя. Я присоединилась, прокричала свое, и мы позволили голосам подняться, скакать и отдаваться эхом, лететь над городом. Мое сердце разжалось. Ты быстро рос и скоро станешь выше меня, но эта игра, эта песня останутся всегда.

Мы двинулись к дому — солнце заходило за крыши, — и, когда ты побежал, я последовала за тобой, под топот ног, отставая всего на миг.

В третий раз он играл в вечер вторника. Первым из четырех, он сидел на сцене с акустической гитарой и сэмплером со всеми бэк-дорожками, которые записал дома, у себя в комнате. Снаружи приближалась к припеву уже как будто двадцатая метель за зиму, а внутри был занят только один столик, причем участниками следующей группы. От основного бара забрела случайная пара и ушла через десять секунд после начала первой песни Дэниэла. Он слышал, как они разговаривали во время его короткого приветствия (просто назваться и поздороваться; он отказался от обязательной шутки про погоду), а когда они ушли, ему хотелось бежать со сцены за ними.

Он никого не приглашал на концерты, хотя, когда играл в последний раз, две недели назад, мимо бара как раз проходил Роланд и заметил имя Дэниэла на доске снаружи, напугал его, крикнув после последней песни: «Гребаный Дэниэл Уилкинсон!»

— Ты чего не палишься? — спросил потом Роланд. — Мы же встречались два дня назад — и ты ничего не сказал про концерт. — Это была не скрытность; это была самозащита. — Только слово скажи — и я передам про тебя Тэду, зарядишь альбомчик. Но долго не жди. Пока еще никто такого не играет.

На стенах бара висели рождественские гирлянды — синие, желтые и красные точки. Дэниэл слышал, как переговариваются парни из следующей группы, заметил, что барменша сидит в телефоне.

Первые две песни получились неуверенными — голос всё еще на взводе, темп сбивчивый, — но к третьей песне, о Демине и его доппельгангере, первоначальный страх почти прогорел, и он стал играть ровнее, голос окреп, он почувствовал слова, которые пел. Между песнями он ждал не дольше, чем звучало жалкое подобие аплодисментов от следующей группы, которая наверстывала отсутствие громкости энтузиазмом.

Что заставляло его так обнажиться, продолжать делать то, что пугало до жути? Когда он играл чужую музыку или выступал с кем-то еще, было не так страшно. А это было по-другому. Роланд назвал его песни свежими, безумно честными, реальной темой, и после каждого выступления Дэниэл думал: «Вот бы мне больше никогда не приходилось этого делать». Но через несколько дней уже рассылал ссылки на свою страницу, пытался договориться насчет следующего концерта.

Он дошел до последней строфы, когда взглянул на почти пустое помещение, чувствуя ворвавшийся страх. «Сделай публике одолжение, — подумал он. — Закругляйся пораньше». Он запнулся, забыл следующую строчку. Песня зависла в свободном падении. Хотелось сбежать, в безопасность и в унижение, но он знал, что это хорошие песни, что они достойны быть услышанными, и больше всего ненавидел, что его не слушают. Он вспомнил строчку, и песня выправилась, восстановила равновесие.

Когда он отыграл сет, никто его не поздравлял. Заканчивалась очередная зима, почти через год после первого концерта Psychic Hearts в лофте, и Роланд с Нейтом записывали первый альбом. К концу февраля, через несколько дней после того, как Энджел приняла его шестой денежный перевод, она ему написала — одну строчку, от которой он рассмеялся вслух:

Белая овца возвращается в родное гнездо.

В эти дни он редко бывал дома, работал в «Трес Локос» и давал частные уроки игры на гитаре школьникам из Верхнего Вест-Сайда. Несколько раз в неделю он пересекался с Роландом, а днем в среду и пятницу преподавал в музыкальном классе в общественном центре в Чайна-тауне, где семьи большинства студентов приехали из провинции Фуцзянь, а многих детей слали жить к бабушкам и дедушкам, пока не подрастут до школы. Дети из Верхнего Вест-Сайда бесились, что Дэниэл учит их держать гитару, а родители хотят вырастить из них нового Джека Уайта (но только в свободное время — оценки прежде всего), так что он с нетерпением ждал уроков в Чайна-тауне, где дети называли его йи го и радовались, когда получалось поймать ритм песни. Они еще не научились бояться того, что покажутся некрутыми.