Коллектив авторов - Ковчег Лит. Том 2

— Хорошо.

Интересно, я что, могу возразить? Хотелось бы посмотреть на того, кто ему возражает. А вообще это можно? Я-то соглашаюсь с той точки зрения, что Царь точно знает, как хорошо. Стоит ли делать наоборот?

В перевязочной никого нет, я гуляю по коридору.

— Сейчас, — говорит Л. А., появляясь ниоткуда, — посидите.

— А уже можно? — удивляюсь я. В моем блокноте записано: «сидеть — нельзя».

— Нет, — задумчиво отвечает Л. А., — ну, походите.

Я сажусь на стол для перевязки и наблюдаю, как Художник надевает перчатки.

— Нужно снять брюки, — сквозь маску напоминает он.

— Какие брюки? — по-островному туплю я.

— Ваши, конечно. Перед перевязкой больные обычно снимают брюки, — объясняет моему тупоумию он.

— А-а-а-а! Спасибо.

Мы приехали с мамой куда-то, видимо, на консультацию перед операцией по удалению грыжи. Комната, в которой мы находимся, очень большая. Там стоит длинный стол или столы, составленные вместе, и за этим длинным сооружением сидят врачи — в основном мужчины. Возле двери — скамеечка, на которой меня раздевают целиком. А потом ставят на табуретку перед столами. Расстояние между табуреткой и людьми за столом большое, поэтому мне плохо видны их лица. Или я плачу? Из-за стола выходят по очереди врачи и трогают меня. Мне стыдно и одиноко. Еще мне обидно, я отворачиваюсь от всех и смотрю в окно без занавесок. Окна наполовину закрашены белой краской. Очень противно. Мама сидит на скамейке возле двери. Я очень стесняюсь того, что я раздета и вот так выставлена напоказ. Маме задают вопросы, и она что-то отвечает. Потом дверь открывается, и всовывается кто-то. Врач, который сидел в центре, подходит, они тихо разговаривают, и вот он спрашивает у мамы:

— Там пришли студенты, можно ли им посмотреть?

Я мотаю головой, я не хочу, чтобы меня смотрели еще.

А мама говорит:

— Да.

У меня шок. Я совершенно такого не ожидала, мне так стыдно быть голой, так плохо, что все меня трогают, что я уже не плачу — я злюсь и, кажется, в этот момент ненавижу маму за то, что она это разрешила.

— Пожалуйста.

Я кладу брюки под голову и интересуюсь, когда меня выпишут.

— Когда надо, тогда и выпишем, — весело, по-царски отвечает Л. А., получив выговор от танцующей медсестры за то, что без спроса взял какую-то склянку.

— Что вы делаете, Л. А.? — возмущается Танцующая.

— Ай-ай! Ну конечно! Куда я полез без хозяйки?

— Вот так всегда, а потом переставляй обратно ваш беспорядок.

— Да! Что я наделал? — размачивая в склянке что-то белое, сокрушается он. Хотя видно, что ему не жалко того, что он напереставлял. Художник развлекается, хоть здесь и не увеселительное заведение.

— А мне книги заказывать? — хитрю я с другой стороны.

— А зачем? У вас же там целая библиотека.

— Я все уже прочитала.

— Да? Тогда заказывайте, пусть привозят, времени у вас еще много, а с ногой все отлично.

Художнику, судя по интонации, нравится его нога — хороший знак, можно попробовать еще раз, пока он любуется своим произведением.

— А когда планируется выписка?

— После снятия швов… или вы их сами снимете?

— Не-е-е-ет!!! — прекрасно кричу я (надеюсь, очередь слышала).

Я могу снять швы, но не хочу, я ненавижу нитки. Не люблю и не учусь вязать, потому что нитка тянется из клубка прямо к пальцам и ковыряется в них, неприятно щекоча и перекручиваясь, так что если добрый Л. А. разберется с нитками сам, я претендовать не стану.

— Ну, тогда мы их вам снимем, — улыбаясь в повязке, говорит Л. А.

Что вы, что вы, Ваше Высочество, художнику виднее. А я даже смотреть не буду. Пусть ваш отряд снимает все швы на свете. Я буду молчать… а это больно?

У нас с далианской подругой важное дело. Нужно помыть мне голову. Мы раздумываем, как это сделать. Я волнуюсь, не придет ли в этот момент Л. А. — совершенно не царское дело. А потом — вдруг заругает?

Далианская подруга раскручивает фен, отвергая общую ванную комнату, которая нам не подошла некоторой своей несуразностью.

— Скажите, — спрашиваем мы на посту, — можно ли где-то помыться?

— Можно, вот ключ. На двери написано «Душевая для больных».

Мы ходим с ключом по коридору. Два филолога ищут нужные слова на всех дверях — ничего похожего.

— Чудо, — говорит далианская подруга, — некуда пристроить золотой ключик.

— Хочешь сказать, нам теперь нужно искать каморку папы Карло?

— Мужик в ванной нам ни к чему. И котел тоже.