Поль-Лу Сулитцер - Деньги

Мы летим очень низко, не выше трехсот или четырехсот метров над поверхностью земли и моря. Принято считать, что Гонконг перенаселен; земли под нами относятся к колонии, но они безжизненны или почти безжизненны; никаких дорог, одни тропы, по которым, как и в этот час, снуют крестьяне хакка в широких шляпах и с черными накидками.

Внезапно под нашими крыльями появляется море.

— Это здесь, мистер?

— Да, это он.

Судя по карте, мы пролетаем над Мирс-Бей, что в конце Новых Территорий.

— Где вы видите посадочную полосу? На эти камни и муха не сядет.

Однако он обнаруживает посадочную площадку еще до того, как я успеваю что-то ответить. Он резко бросает самолет вниз и приземляется с беспечной небрежностью. Сразу выключает двигатель, упирается левым плечом в стенку кабины и закуривает филиппинскую сигару, один дым которой убил бы быка.

— Предупреждаю: через час я взлетаю.

— Я не уверен, что смогу вернуться через час.

— Шестьдесят минут, мистер. Выкручивайтесь как хотите. На подходе ночь, а я летаю, только когда светло.

Спрыгиваю на землю и в порыве гнева пробегаю первые десятки метров. И внезапно до меня доходит, что я совершаю глупость. Чокнутый, у меня не все дома! Взгляд на маленький самолет; австралиец тоже спустился на землю, он курит и со злорадным удовлетворением разглядывает китайское небо. Я снова устремляюсь вперед: этот паскудник в самом деле может улететь без меня.

Я дважды бывал на острове, но каждый раз нас встречал шофер на машине. Я настраиваюсь на длинный забег, почти марафон. Но, к своему большому удивлению, срезав путь, пробираясь среди камней и перешагнув единственный гребень, я выхожу прямо к саду и, следовательно, к дому.

Тишина.

Я все ближе подхожу к дому, и она, словно туман, еще больше обволакивает меня своей плотной пеленой. Она становится невыносимой, когда я иду по аллее из баньяновых и камфорных деревьев. На мой первый зов никто не откликается. И вот наполненный благоуханием сад позади, и я ступаю по черному мрамору входа в дом.

Раздвижная входная дверь отворена.

— Господин Хак? Это Симбалли.

В ответ многократное эхо моего голоса. Мне становится страшно.

— Господин Хак!

Он говорил мне: «После того как в конце августа — начале сентября закончится операция, возвращайтесь в Гонконг. Возможно, у меня для вас найдется еще что-нибудь. Ваше возвращение будет означать, что все прошло благополучно». Я переступаю порог первой гостиной, украшенной в дни последнего приезда коврами, столиками и роскошными ширмами. Сейчас здесь ничего не осталось. Все вынесено. Первая гостиная пуста.

Пустой оказалась и следующая комната, а также та, где спали мы с Сарой. Подталкиваемый любопытством, я с опаской вхожу в ту часть дома, где никогда не был. Ничего. Отсюда тоже все вынесли. В кухонных помещениях, когда-то невообразимо автоматизированных, остались лишь встроенные в бетонные стены плиты. Дальше — ниша, где, будто звери на отдыхе, расположились странные столы на колесах. Это ими через дистанционное управление пользовался Хак. Еще несколько шагов, и я в огромной комнате с вогнутой прозрачной перегородкой на всю стену, но сейчас она прикрыта лакированной панелью, расписанной ярко-красными драконами.

В этой части дома тоже ровным счетом ничего. За одним исключением: на земле я вижу одну из тех прямоугольных коробочек, которыми обычно пользуются авиамоделисты. На ней уйма самых разных рычажков. Я нажимаю на один, второй, третий. Поначалу ничего. Но вот, словно призраки, облаченные в черный бархат, выплывают в стальном блеске три столика. Они подкатывают ко мне, останавливаются совсем рядом, завораживающие и вместе с тем отталкивающие своей послушностью усмиренного зверя.

Еще немного, и я бы испугался. Нажимаю на другие рычажки, и отовсюду начинают выдвигаться, задвигаться, подниматься и опускаться раздвижные перегородки, образуя новые комнаты, музыка наполняет воздух, крутятся столы. Весь дом, словно живое существо, оживает и начинает мне повиноваться.

Я не слышал, как за моей спиной без моего ведома и желания она пришла в движение. Но когда, охваченный странным ощущением чужого присутствия, я оборачиваюсь, то моему взору предстает ужасная картина. Полукруглая панель, закрывавшая доселе стеклянную стену, сдвинулась в сторону и сложилась гармошкой. В двух метрах от меня, быть может еще ближе, на высоте головы я вижу трех чудовищ длиной около двух с половиной метров, от которых исходит одинаковая угроза кровожадной свирепости. В ореоле света прожекторов, которые я, должно быть, невольно включил, они отсвечивают необычайными красными бликами.