Леонид Финкель - Всё лучшее в жизни либо незаконно, либо аморально, либо ведёт к ожирению (сборник)

Челита, угадав мои мысли, с жалостью смотрела на меня.

– Так вот, запомни. В истории секса появилась новая точка отсчета. В этот день двадцатидвухлетняя студентка Университета Южной Калифорнии, говоря торжественно, совершила множественный акт соития, который записывали на видеопленку. Ее партнерами стали…

Я затаил дыхание. Как все-таки легко перебросить нас от тоски к счастью…

– …так вот, ее партнерами стали 251 мужчина. В море страстей студентка барахталась целых десять часов.

И выплыла…

Челита была в фиолетовом платье и при этом курила фиолетовую мексиканскую сигару. Ее воле, ее вкусу и мере вещей мужчины охотно подчинялись. Фрейдом она не была, но замечания делала по существу. Но и я был не промах. Не случайно же, изучая фактуру при написании уже упомянутого эротического рассказа из древней истории, я знакомился не только со всем, что связано с Нероном, его матерью и Сенекой. Еще в 40 году н. э. Валерия Мессалина, жена римского императора Клавдия, устроила секс-марафон, состязаясь с некоей профессиональной шлюхой.

В тусклом свете чадящего светильника их сплетенные тела отбрасывали фантастические тени на куски ветхой ткани и стены каморки. Я видел, как неистовая Мессалина задыхалась в сладостном изнеможении под натиском какого-то исполинского тела. Под ее руками скользили бугры чудовищных мышц того, кто делил с ней ложе. Последний сладострастный порыв этого мощного тела, казалось, лишит ее дыхания…

Сейчас передо мной сидела женщина, по-мужски закинув ногу за ногу, и курила, уставясь в пол, словно и не замечая моего присутствия. Улыбка у нее была не то сочувствующая, не то сожалеющая, скорее, усмешка…

– Ты, конечно, взяла у нее интервью?

– Это не так просто. Менеджер неизменно ссылается на ее застенчивость.

Это уже не укладывалось ни в какие мои конструкции. Но Челита не раз говорила, что, углубляясь в ее профессию, все время встречаешься с разного рода несоответствиями. Продолжать мне не хотелось. Это уже было похоже на литературную болтовню. Но она объяснила:

– Ты, вероятно, думаешь, что на ее месте я бы умерла? Я и сама так думала. Мой последний муж, а мы прожили вместе десять лет, был писателем, его страсть – детективные романы. Как робот, он часами сидел за машинкой, выдавая каждые двадцать минут по странице. Без единой паузы, без сбоев. Книга рождалась в три, пять, одиннадцать, пятнадцать дней… После написания каждой новой книги он мчался к проституткам, меняя их по четыре, по пять за один вечер. Вероятно, таков был его творческий метод: когда писал, он днями мог не подниматься из-за стола, но у него была ежедневная потребность в женщине: иначе он не мог бы придумать всех своих женских персонажей, как бы иначе узнал, какие эмоции и проблемы терзали их? Меня забавляло, что супруг среди ночи удирал от меня через окно…

Я понял, что передо мной женщина совершенно другого круга – элегантная, умная, с прекрасными манерами, интересными знакомыми и лишенная всяких предрассудков.

– Это можно смотреть? – спросил я, глядя, как она запускает кассету грандиозного гэнг-бэнга – одного из самых распространенных жанров «кино для взрослых», когда группа особей одного пола (как правило, мужчины) по очереди и вне очереди глубоко и разнообразно любят одну особь (как правило, женщину).

Она подняла брови и удивленно ответила:

– Что за бабушкины нравы? Четырехчасовую видеокассету «Самый большой в мире гэнг-бэнг» выпустили в продажу. Ее уже купили сорок тысяч любителей острых зрелищ.

…И я уставился в телевизор. Тоскливое, дурацкое зрелище, столь же эротичное, как топтание в очереди за гречкой времен застоя. Мужики со спущенными трусами, теребящие свои причиндалы в ожидании, когда пчеломатка подпустит поближе. Бедная, задерганная мессалина, имитирующая ликование от тесного общения с членами ее кружка. Партсобрание в сауне, когда все голосуют «за» – только не руками.

Это вам не королевский шекспировский театр, если и театр, то, скорее, анатомический… Братцы, может, я чего-то важного в жизни не понимаю?

Челита была максималистка, и в достижении цели ничто не могло ее остановить. Она делала какие-то записи, потом вдруг взяла нож, аккуратно отрезала кусок дыни и передала мне. И мне показалось, что она одухотворяет вещи: дыня вдруг ожила и ощутила содрогание жизни в каждом семени внутри себя! Я стал теряться перед ней, как пташка перед коброй, стоило мне только взглянуть в ее серые влажные глаза. Я снова подумал о Мессалине.