Леонид Финкель - Всё лучшее в жизни либо незаконно, либо аморально, либо ведёт к ожирению (сборник)

А вообще, в этом салоне все писали сонеты.

«Кто нынче не пишет сонетов?» – думал Шекспир.

Лет сто пятьдесят тому назад поклонники Италии и подражатели Петрарки ввели в английскую лирику сонет, и поговаривают, только за последние пять лет в Англии напечатано более двух с половиной тысяч сонетов. А написано – бесчисленное множество…

Все постоянно слушают итальянскую музыку, читают итальянские новеллы, восхищаются итальянской живописью. В светлых просторных комнатах распространяется благоухание от стоящих в углах курильниц, привезенных из Италии…

…Шекспир пошел на эту «Школу ночи», цинично улыбаясь и представляя другую ночь – с прелестницами, в «шестнадцати позах Аретино»…

Однажды некий студент, его поклонник, показал ему запись в своем дневнике – о, он был тогда молод. Любое женское имя становилось синонимом любви. И он плыл в ее безумии, как новорожденный в люльке, как непотопляемая лилия на искристой поверхности реки!

«В тот год, когда Ричард Бербедж играл Ричарда III, в него влюбилась одна горожанка. Еще во время спектакля она условилась с ним, что он придет к ней вечером на свидание, назвавшись королем Ричардом. Шекспир подслушал этот разговор, предупредил Бербеджа и был ласково встречен горожанкой. Когда им сообщили, что у дверей дожидается король Ричард, Шекспир велел сказать ему, что Вильгельм (Вильям) Завоеватель царствовал до Ричарда».

По этой записи будут потом сочинять повести, романы, а он – так и не удосужился написать пьесы.

Сколько девок раздел он в борделях! Пил, был пьян. Целовал губы и груди, выплеснувшиеся из платья…

Сценка и сейчас показалась Уильяму любопытной.

И он досмотрел до конца…

Дворец Саутгемптона, которому Шекспир посвятил свои сонеты, встретил его ярким светом и улыбкой обнаженной Венеры, богини красоты, выходящей из пены морской. Ее изваяние стояло прямо у входа. Блестящие молодые люди один за другим входили в залу.

О, как роскошно они были одеты! Темно-алые, цвета французского вина короткие плащи из бархата, который в Лондоне продавался по три фунта стерлингов за ярд. На башмаках – банты в виде роз, осыпанные бриллиантами. Каждый бант стоил фунтов двенадцать!

Шекспир грустно вздохнул. За «Гамлета» он получил 7 фунтов стерлингов. После всего того, что английское общество сделало с актерами, оно просто обязано на них жениться!

О, за меня фортуну разбрани,

Она виною всех моих страданий.

Так ею исковерканы все дни,

Что я завишу от людских деяний.

Вот почему судьба моя жалка,

И ремесла отмечен я печатью,

Как краскою красильщика рука.

О, сделай так, чтоб чистым стал опять я!

(Перевод А. Финкеля)

…Вошла дама в черном бархатном платье с черными, слипшимися сосульками волос на голове – одна из фрейлин королевы. И вместо королевы. Поэт Дэннель потух. «Как красива! – подумал Уильям. – Это смуглое лицо. И эти волосы… Настоящая цыганка…»

И увидел себя неловко соединенным с нею, точно они – участники какого-то странного эксперимента, впервые в истории человеческой расы додумавшиеся до столь странного способа общения.

Саутгемптон тут же подошел к ней и сказал тихо и вкрадчиво:

– Ваша исключительная исключительность исключает всякую другую исключительность…

Шекспир громко чихнул, заставив графа поморщиться. Он презрительно посмотрел на Уильяма, но тут же натянуто улыбнулся – кто знает, со временем этот актеришка может стать настоящей знаменитостью и сделать имя своего покровителя бессмертным…

– Когда вы сделали несчастной свою постель?

Шекспир усмехнулся, хотя и сам отдал дань моде. Ромео на балу Капулетти спрашивает слугу: «Кто эта дама, которая обогатила руку этого рыцаря?»

Шекспир стал пристально смотреть на даму. Ему показалось, граф тяготит ее своей вычурностью и лестью. И он порадовался: «Быть может, хоть она выругается хорошим, крепким ругательством, как настоящая леди!»

Наконец все собрались у камина.

Шекспир залюбовался тонкой резьбой по камню.

Молодые люди небрежно расселись в креслах. Точно по команде стали ковырять во рту зубочистками – последняя мода, признак щегольства и изысканности.

Про даму все точно забыли.

Он напишет сто двадцать шесть сонетов и посвятит их другу.

Еще двадцать четыре – посвятит ей. Стесняющие местоимения мужского рода меняются на женские. Ореол двусмысленности и даже крамолы исчезает. Слава тебе, Господи! В шекспировской Англии содомский грех карается смертью. А театральные труппы из-за своего исключительно мужского состава имеют у пуритан дурную репутацию товарищества педерастов, что, впрочем, не более чем фантазии хулителей.

Читать дальше