Леонид Финкель - Всё лучшее в жизни либо незаконно, либо аморально, либо ведёт к ожирению (сборник)

Точно картина Джорджоне перед ним. Этот невозможный взгляд сквозь опущенные веки, связывающий навечно Юдифь с Олоферном, и нельзя понять, кто из них мертв – усеченная голова со счастливой улыбкой или застывшая в тайне своего подвига женщина, мечом погубившая не только врага, но, возможно, и какую-то неизмеримую к нему любовь…

Каждая его трагедия кончалась горой трупов, точно ужасающий символ полной безысходности и гибели целого века, названного Возрождением. В финале одной только трагедии – «Короля Лира» – Регина умирает от яда сестры, Гонерилья закалывается, Эдмон гибнет в бою от меча брата, Корделию вешают в тюремной камере солдаты. И всех их вынесут на подмостки…

Еще недавно уезжая из Лондона, в южном конце моста Бридж Гей он видел выставленные на всеобщее обозрение головы казненных, помещенные в маленькие железные клетки. Разве каждый прохожий не сопереживал мукам, через которые прошли умершие, и не испытывал некий катарсис?

Разве они, эти прохожие, не помнят, как с криком «Боже, храни королеву!» палач поднял отсеченную голову Марии Стюарт, и она внезапно выскочила у него из рук, оставив в сжатых пальцах парик. К ногам покатилась седая, коротко стриженная голова сорокачетырехлетней женщины, той, что проиграла. Потом ее на целый час выставят в окне замка на обозрение…

Королева Елизавета достанет из серебряного ларца череп своего казненного фаворита графа Эссекса и, смеясь, покажет его французскому послу.

– Ах, мадам, я знаю ваш королевский нрав. Я думаю, если бы вы вышли замуж, вы были бы только королевой Англии, теперь же вы – король и королева одновременно. Вы не потерпите господина…

Сейчас, среди этих трупов, Уильям видел еще непонятное ему явление Призрака. Он возник перед самым думающим, самым образованным героем и в корне изменил его жизнь. Уильяма преследовало обманчивое чувство: он знает, знает облик этого Призрака, вот только голоса актеров отвлекают…

Ричард Бербедж, лучший в труппе актер, репетирует роль Гамлета. Временами он слишком рьяно бьет себя в грудь, корчит страшные рожи и завывает. Но сгустки его силы летят в толпу, как искры из-под молота, и он видит их, знает их, владеет ими…

А Призрак заслонял все. Призрак был реален, настолько реален, что он, Уильям Шекспир, сам сыграет эту роль. Призрак – это явление, обращенное к уму и душе. И напрасно Горацио кричит солдату, чтоб тот задержал его, пронзил копьем удаляющееся видение.

Призрак неуязвим, как воздух.

В Лондон Шекспир приезжал только на шестой день. Шел мимо старого здания театра. Поговаривают, будто он когда-то зазывал к подъезду кареты знатных дам и посетителей. Враки! Он сразу был поэт и драматург.

И сразу был гений! Но останется ли он гением и там, за гробом, невидимыми нитями привязанный к иному миру?!

Он входил в комнату. Зажигал сальную свечу. И писал ночь напролет.

Никто не писал так быстро, как Шекспир.

Что такое был Гамлет в «Хрониках»? Свирепый феодал, который зарезал подосланного к нему шпиона и притворился безумным.

Разве из этого можно было сделать пьесу? А он сделал. «Гамлет» ему не давался, но вдруг пришел как внезапное озарение, и Шекспир сразу же почувствовал: да, это и есть правда! Он писал «Гамлета», пережив страсть к Смуглой Леди и избавившись от нее. Одна страсть заменила другую…

Теперь он больной, тихий и нетребовательный.

Вот еще день из длинной вереницы… День, когда Уильяму Шекспиру сообщили, что любимец королевы Уолтер Рэлей, философ, историк, поэт, мореплаватель, решил основать «Школу ночи». И весьма вероятно, на урок пожалует сама королева.

Только что стихла эпидемия чумы.

Лондон представлялся Уильяму огромной гробницей, в которой таилось нечто запретное и острое и вместе с тем обыденное – чувство смерти.

Но вот открылись театры. И это была не идея, не концепция – реальность: Уильяму хотелось на сцену.

Поэт Дэннель сказал Шекспиру:

– Чтоб я грязнил бумагу продажными строками?!

О, нет, нет! Стих мой не уважает театра. Надо писать стихи. Только стихи. И пусть они хранятся в шкатулке королевы.

Все знали, что поэт влюблен в королеву Елизавету.

Дворцы, в которых люди жили в ту пору, не были созданы для уединения, и нравы того не требовали. Комнаты – спальни, библиотеки, кабинеты – располагались анфиладой. Через них поминутно сновали придворные.

И Дэннель мечтал, как хорошо было бы поутру заглянуть в спальню к Елизавете, раздвинуть полог и пожелать ей доброго утра. Но Елизавета предпочитала флирту изучение древних языков и преуспевание в неженских занятиях: – «Желтый чулок!» (это она подарила Англии моду на желтые ажурные чулки французского производства – да будет стыдно тому, кто плохо об этом подумает!)

Читать дальше