Татьяна Беспалова - Похищение Европы

— Что, мама?! Надо измерить давление старику.

— Лазарь, я прошу тебя поехать с ними! — похоже, Мама начинала тревожиться.

— Наташа! Мой сын освобождён от военной службы!

— Прогулка в лесную деревню, чтобы навестить старика — это, по-твоему, военная служба, тётя Блага? — Мама засмеялась.

— Не стоит волноваться, Наталья Сигизмундовна, — проговорила София. — Мы и сами справимся. Возьмём с собой хоть Люлька. Мусульмане не любят и боятся собак. Люлёк нас защитит.

— Ну вот! Пакостливого пса предпочли мне! — заныл Лазарь.

— А я не боюсь беженцев, — подала голос Девочка. — Они тоже люди. Вы видели новости из Алеппо? Жалко их. Очень жалко!

— Всему виной неправильная политика Евросоюза, — проговорила София. — Они отупели от собственного благополучия, а мы должны отдуваться. Пусть беженцы идут в Германию и Британию. Нам хватило турецкого ига…

— Ты не права, София, — проговорила Мама. — Они люди. Они страдают. Если мы не поможем им — их страдания и нам выйдут боком.

— Спас думает по-другому, — София начинала горячиться. — Он считает, что беженцев нельзя пускать в Болгарию. Это не наша проблема.

— Твой отец может считать всё, что угодно, — твердо парировала Мама. — Конечно, деда надо навещать. Но на границу — ни ногой. Я запрещаю!

— София, я люблю тебя, девочка моя, и потому буду откровенна: твой отец — настоящий дикарь, — поддержала Маму мадам Блага. — Он сторонится нас, он сторонится собственного отца. Что же с этим поделать? Лазарь, сынок! Поезжай же в непроходимую чащобу. Раз уж юные девицы не боятся…

— Вот и я о том же, мама…

— О! Если с нами будет Лазарь, можно ни о чём не волноваться! — засмеялась Девочка. — Он-то нас защитит!

— Обуйся и надень длинные портки, Лазарь! — сказала София. — Я не намерена возиться с тобой, если тебя в лесу укусит клещ.

— В этом лесу водятся клещи? — голос мадам Благи зазвенел внезапной истерикой. — Наташа! Ты должна пресечь это! Ты — единственный мужчина в доме!..

— А как же я, мама? — проблеял Лазарь.

Ах, этот хор человеческих голосов! Что может быть сладостней для уха преданного пса? Что может быть приятней этих звуков, даже если члены его стаи попросту перелаиваются друг с другом? Вот оно ощущение единения и целостности большой и дружной семьи. Люльку захотелось внести свою лепту в общее благоденствие. Усевшись на верхней ступеньке лестницы, он вытянул шею и, подняв морду к потолку, завыл. Звук, издаваемый его глоткой, получился отменно протяжным и звонким. Теперь Люлёк слышал только себя. Ни с чем не сравнимое ощущение собственной значимости и важности для стаи переполняло его грудь, придавая голосу особое, торжественное звучание. Но, к сожалению, возможности собачьих легких не безграничны. Люльку пришлось умолкнуть, чтобы набрать воздуха для следующей, ещё более звучной и торжественной, рулады. Умолкнув, он услышал полную, ничем не нарушаемую домашнюю тишину. Вот оно, блаженство! Вся семья теперь слушает только его так внимательно, словно он не пёс смешанных кровей, а прославленный тенор. Люлёк снова поднял морду к потолку, когда дверь, ведущая в спальню супругов Андрюшиных, приоткрылась. В образовавшейся щели появилось порозовевшее от гнева лицо мадам Душаны.

— Если ты намерен продолжать выть, — проговорила артистка. — То я спущу тебя с этой лестницы, пакостливый пёс! Отведаешь же ты моего тапка!

— Эй, послушайте! Эээ… Спас! — Наташа старалась не кричать. Как-то неловко ей сделалось. Вдруг Блага услышит, явится, начнёт приставать. Так хотелось сейчас обойтись без неё! — Да, Спас — это я, — отозвался он.

Наташа встала на нижнюю перекладину калитки, пытаясь хоть как-то рассмотреть его. Но двор соседа накрывала густая тень. Ярко освещенное французское окно кухни и алый огонёк его сигареты — вот всё, что она могла разглядеть сейчас.

— Я не могу дозвониться до Нади, — проговорила Наташа. — Надя — моя дочь, вы ведь понимаете, да? Так вот, мне всё время отвечают, что абонент недоступен. А они уехали ещё утром. Я волнуюсь.

— Вблизи Средеца плохо ловит сеть, — отозвались из темноты. — Обычное дело для тех мест. Но если что-то случится, мы быстро узнаем.

Алый огонёк погас. Он загасил сигарету. Наташа сошла со своей подножки. Теперь ей придётся продолжать волноваться в полном одиночестве.

— Если вам грустно — могу составить компанию. Погрустим вместе, — послышалось из соседнего двора. — Но только вы уж откройте эту калитку. Я не хочу, как моя дочь, ходить к вам через улицу.