Татьяна Беспалова - Похищение Европы

Жёлтое такси пролетело по мосту и вкатилось в Старый город. Влад свернул налево и они во весь опор понеслись по улице Жана Чимбулева. Елена молчала. Она назвалась сразу, как только они сели в старенькую «Шкоду» Влада, но его имени почему-то так и не спросила. Но здесь, на Чимбулева, уже пора было о чем-то и говорить.

— А меня зовут Спас, — проговорил Спас для порядка.

— А я знаю, — в темноте автомобиля красным светлячком горел огонек её сигареты.

Спросить откуда она знает? Не глупо ли? Эх, почему он должен бояться показаться глупым? Он решил быть как все: брать всё, что само плывет в руки, не стесняясь.

— Вообще-то по нашим законам в такси курить запрещено, — похоже, Влад решил прийти ему на выручку. — Но я совсем частник. Работаю от себя. Курите. Разрешаю.

«Шкода» Влада уже перевалила через лежачего полицейского и теперь катилась по Крайбережной. Дом Спаса располагался в самом конце улицы. Нужно же о чём-то говорить! Ни в коем случае не молчать!

— Вы недовольны европейскими законами? — спросил Спас.

— Мы живем на войне. Мир катится к концу. Не пей, не ешь, не кури, не размножайся. Всё можно только тем, кто идет за зеленым знаменем, потому что они противодействуют европейским законам с оружием в руках. Но они устраивают Евросоюз, потому что не курят. Они жуют насвай.

Она говорила быстро и горячо, но смотрела налево, в окно. Там над сверкающей поверхностью воды парили огни Солнечного берега. Привычная глазу, мирная картина. О какой такой войне она толкует? Какие зеленые знамена?

Солнечный берег прекрасен. Он как долго цветущее древо, распускается по весне, а увядает лишь поздней осенью. Он величествен и многолюден, но расстояния здесь коротки, а улочки почти повсеместно так тесны, что не разъехаться. Вот под нависающим выступом второго этажа припаркован широкий и новый русский автомобиль. В его глянцевом боку отражаются ночные огни. А вот и окна его собственного дома — ни в одном окошке не горит свет. Коттедж соседей, напротив, ярко иллюминован — в каждом окошке по полдюжины лампочек. Русские не приучены экономить электроэнергию. Входная дверь так же ярко освещена. Спас слышал краем уха, как девчонки называли этот декор «колониальным стилем». Дверная ручка выполнена в виде скалящейся пёсьей головы. Над косяком — огромная подкова. Кованая бронза подёрнута зеленоватой патиной. Если в доме интерьер каждой комнаты продуман до мелочей, то и вход в жилище должен соответствовать.

На скамейке перед воротами три женских силуэта, три огонька. Почему нельзя курить дома или, к примеру, в собственном дворике? Что за странная привычка — ежевечерний моцион за воротами? Как это говорят у русских?..

— Вышли на людей посмотреть и себя показать, — едва слышно произнесла Елена.

Она решительно, не рассчитывая на мужскую галантность, распахнула дверь «Шкоды» и выбралась наружу прямо под перекрестный обстрел соседских глаз. При виде Елены самая молодая из женщин мужским залихватским жестом отстрелила бычок на проезжую часть.

— Я иду спать, — внятно сказала она. — А вы?

— Мы посидим, — отозвалась самая старшая из женщин, пронзив Спаса и Елену орлиным взором.

Всего-то старушка — божий одуванчик, а смотрит как прокурор. Спас ответил ей оценивающим взглядом. Похоже, это мать хозяйки — волосы вычурно белы, в уши вдеты длинные блестящие серьги. Небрежное изящество её позы исключало мысли об остеохондрозе, подагре и прочих старческих хворях. Наверное, эта женщина умела любой аксессуар, даже обычную авоську, превратить в украшение. Изящные, ухоженные её пальцы сжимали недокуренную папиросу.

— Что-то не по вкусу мне местные сигареты, Блага! — сказала седовласая дама, не сводя глаз со Спаса и его спутницы.

Спас же сунул голову в водительское окошко.

— Прощай, Влад! — тихо проговорил он.

— Хороши же у тебя соседи, — улыбнулся Владимир. — Смотри, одна из старушек — та, что помоложе — строит тебе глазки.

Спас мельком глянул в сторону женщин. Действительно, вторая дама, лицом очень схожая с седовласой матроной, но по виду несколько моложе, рассматривала его с нарочитой бесцеремонностью. Имя дамы было известно всему Несебру, и Старому городу, и Новому. Блага Трендафилова, в девичестве Яворова, мать бестолкового Лазаря и родная тетка его новой соседки, не раз выказывала Спасу недвусмысленные знаки внимания.

— Тебе не кажется, Душана, что эта женщина слишком худая? — быстро проговорила мадам Блага на болгарском языке, безошибочно угадав в ночной гостье Спаса иностранку.