Йото Крыстев - Зерна гранита

— Хорошо, хорошо! Налей еще по стаканчику, — приказал старший полицейский, лишь бы бай Павел ушел от стола.

И тут в корчму вошел крестьянин из горного села. Он прошел в глубину помещения и сел на одну из скамеек неподалеку от стойки. Согрев застывшие руки, посмотрел в сторону полицейских и заговорил:

— Мы… простой люд… с вечера как натрескаемся, так утром воду пьем. А она… господнее творение… сладкая, как медовуха. А вы вот, граждане, не признаете воду…

Николов стрельнул злым взглядом в сторону посетителя и раздраженно обратился к Стефанову:

— Этот тип что… считает, сколько я выпил? Что ему тут надо?

— Балканджия [7] Балканджия — горец. — Прим. ред. , господин начальник, он балканджия и есть, а уж если начал болтать, его ничем не остановишь…

— Это вы их так распустили! — оборвал его Йордан Николов. — Не знают они силу власти, потому и болтают. Но придет время, и они все поймут. — И повернулся к стойке, где бай Павел наливал в стаканы сливовую ракию.

— Я моментом, господа, — сказал бай Павел и тотчас оказался подле стола. — Вот, пожалуйста… Выпейте, выпейте на здоровье! Я как только вас увидел, прямо скажу вам, успокоился немножко. А можно вас спросить кое о чем? Как там в подвалах… не холодно, а?..

— Мы там не спали, не знаем, — бросил в ответ, слегка вздрогнув, старший полицейский.

— Да так-то оно так… Вы извините меня… Я ведь отец ему… — Бай Павел виновато тер ладони. — Не разрешите ли мне, господин начальник, повидаться с ним? — обратился он к Йордану Николову.

Тот поднял стакан со сливовицей и вылил его содержимое себе в горло. Потом повернулся к корчмарю и просверлил его свирепым взглядом.

— Как вы умеете просить и хныкать, так надо уметь и воспитывать своих детей, чтобы они любили, а не хулили свое отечество!

Сидевший в углу горец кашлянул, подергал себя за усы и медленно, членораздельно произнес:

— Он… сын Павла, парень первого сорта! Мне бы такого…

Старший полицейский резко повернулся к нему:

— Тебе что, поговорить захотелось?

— Точно, — ответил горец. — Захотелось. Да и правая рука у меня чешется. Не к добру это, старшой. По примете, деньги отдавать, да мне их взять неоткуда.

— Ты смотри не распускай язык!

— А ты мне не грози! — твердо сказал горец и встал, распрямив сильное, крупное тело. — Я не крал, не убивал! Поэтому пугать меня не надо. Вот так-то, старшой.

Николов скрипнул зубами, выругался себе под нос, встал и направился к выходу. Старший полицейский повернул голову к горцу, но тот так посмотрел на него, что полицейский съежился.

— Ну, ну, гляди у меня, — пробормотал он и поспешил вслед за Йорданом Темницей. Оба направились к участку.

Горец грубо выругался, плюнул им вслед и тоже ушел.

Корчма опустела, а сердце бай Павла сжалось от муки.

«Каждый куда-то торопится, — подумал он. — Я бросил здесь якорь, среди этих гор, и не смею отсюда никуда уйти. Если бы не та война, жил бы я здесь, как вон те дубы, ничего не видел бы, ничего не слышал… Еле кости свои дотащил сюда. А сколько людей осталось в окопах! Иванчо не похож на меня. Все спешит. Такой парень, не любит засиживаться дома. Вот и попал в участок… Эх, скорее бы живым и здоровым вышел оттуда!.. Не дам ему больше гробить здоровье над этими книгами. Ночи напролет читает. Заставлю работать в корчме. И больше никакой политики! Политика — развлечение для богатых. А для людей нашего положения — подальше от этого огня! Он не знает милости!..»

Бай Павел снова принялся хлопотать по хозяйству.

«И девчонки, и свояченица ходят по адвокатам да по знакомым, как помешанные. Стучат в двери городского начальства. А что толку? Все пожимают плечами, все отвечают одно: мол, не знаем!»

К обеду бай Павел закрыл корчму, набросил на плечи пиджак и зашаркал к участку. Пришел и сел, решив дождаться, когда выйдет начальник полиции Йордан Гатев.

Ровно в половине первого Йордан Гатев показался в дверях. Полицейские, что грелись на солнце, вскочили и замерли. Гатев узнал бай Павла и, слегка скривившись, усмехнулся. Перед тем как сесть в пролетку, бросил:

— Вчера видел твоего парня, так он, знаешь, не пожелал со мной говорить. Упрямый. А я что могу сделать? Им занимаются те, что приехали из Плевена. Понял?.. Я ничего больше не могу сделать…

— Ну хоть увидеть бы его, господин Гатев, — попросил бай Павел.

— И этого не могу сделать, — развел руками Гатев. — Только они и могут разрешить. Ты сам был солдатом и знаешь, как положено у военных. — Гатев махнул рукой и сел в пролетку.