Темница смотрел на него с ненавистью. Пьяная похвальба, жажда более высокого чина, власти и денег были единственной целью каждого полицейского.
«Дураки. Будто меня оценили по достоинству! — Он скрипнул зубами. — Всякие, что и допроса-то по-человечески провести не могут, давят там фасон в Плевене, а я, Йордан Николов, мотаюсь как собака по разным селам и городам. Но теперь хватит, сыт по горло! Настал момент показать им, чего я стою. Один удар в Тетевене — и они еще меня просить будут о помощи и покровительстве. Они увидят наконец, кто такой Йордан Темница! Прежде всего поеду на пролетке в Обнову. Пусть меня увидят мои однокашники по школе. А учителей, которые говорили мне, что я только в пастухи годен, заставлю кланяться мне до земли. Да! Главное сейчас, чтобы этот большевистский сосунок назвал хоть одно имя. Всего одно имя… А уж потом мы поговорим по-другому… Однако этот мальчишка оказался тверже стали. Не случайно местные агенты отмечали, что кроме твердости Иван Туйков отличается и умом…»
Николов вспомнил свой первый разговор с начальником полиции.
— Нелегкая это будет задача! — сказал ему Гатев.
— Неужели вы и детей боитесь, господин Гатев?
— Не забывайте, господин Николов, что Туйков не ребенок! Он мыслящий, убежденный в идейном отношении коммунистический функционер. Занимается философией, литературой… Много читает, а понятия у него, как у зрелого человека.
— Ну и что? — с пренебрежением посмотрел на него Темница.
— Ничего! Просто я обязан сказать вам, что…
— Не беспокойтесь, господин Гатев! Я в жизни встречался и с более закаленными коммунистами, чем этот малец. А вы вместо того, чтобы уклоняться… должны помочь.
Двери широко распахнулись, и двое полицейских внесли на потрепанной подстилке и положили у ног Йордана Темницы изуродованное тело.
Николов вздрогнул от неожиданности, но тут же разозлился на себя, что допустил такую слабость. Он встал и со злобой наклонился над изувеченным Иваном Туйковым.
Глаза юноши были широко раскрыты, и в них горел огонь ненависти.
— Выйдите! — приказал Темница полицейским, принесшим Ивана.
Пока те закрывали дверь, пока Николов ожидал, когда затихнут их шаги в коридоре, он тер себе виски и никак не мог придумать, как начать решительный допрос. Потом внезапно присел на корточки возле головы Ивана.
— Туйков, я даю тебе последнюю возможность… — сказал он сквозь зубы. — Времени для разговоров больше нет! Сам решай, жить тебе или… — сделал он рукой неопределенное движение к потолку, — там… на небесах пребывать…
Иван понял точный смысл этого движения руки палача. В глазах его блеснуло пламя. Он медленно приоткрыл губы и снова плотно сжал их, не сказав ни слова.
— Ты слышишь, щенок? Человек добра тебе хочет, а ты упираешься! Говори все, что знаешь, иначе… — Темница резким движением рук показал ему, как они его прикончат.
Лицо юноши напряглось, губы шевельнулись.
— Я… уже сказал… Я ничего… не знаю… А что… касается… моей жизни… — он остановился, чтобы перевести дух, — то вы ее уже взяли. Может быть, вам… и награду дадут…
— Ты будешь говорить? — прошипел Темница.
Иван долго молчал, потом медленно, собрав силы, произнес:
— Ничего… не скажу!.. Ни слова…
Темницу била дрожь. На губах его появилась пена. Его припухшие, налитые кровью глаза смотрели в недоумении и словно спрашивали: «Что ты за человек?»
Он удивлялся. Что они только не делали с ним! Они использовали весь свой арсенал психического воздействия, провокаций, лжи, физических мучений. Был бы он деревом, распилили бы его на доски. Был бы камнем — раздробили бы на куски. Был бы сталью — все равно согнули бы. Этот худощавый парень — кожа да кости — не сказал ни слова.
Что, что же ему делать? Все летит к чертям! Он, Йордан Николов, пообещал начальству, что расплетет эту не такую уж и прочную подпольную сеть и одним ударом ликвидирует всю ремсистскую и партийную организации. И вот все рушится. Этот парень умрет, а его, Николова, надежда на личное благополучие рухнет. Так у него уже случалось: именно тогда, когда он бывал уверен в успехе, все летело к чертям. Что он теперь сможет сделать?
— Ты будешь говорить или нет?! — так яростно взревел Темница, что старший полицейский отпрянул в сторону.
Крик дошел до сознания Ивана словно из-под земли. Он едва услышал его, однако понял, каким страшным, роковым был для него этот крик. Отвечать у него не было сил, и он лишь медленно покачал головой.
Читать дальше