Дядя Петко появился с узелком в руке. Подошел и опять сел на пень. Медленно снял каемчатое полотенце, повязанное на голове, как у жнецов, и положил его на землю. Развязал узелок, осторожно, как будто там лежали золотые монеты, раскрыл его.
— Здесь зерна гранита от памятника твоему отцу, — пояснил он.
Зачерпнув горсть этих зерен, он положил их на расстеленное полотенце и завязал.
— Возьми их, сын, — с теплотой в голосе сказал дядя Петко. — И когда беда посетит тебя там, за границей, сожми в руке эти зерна, сожми до боли. Эта боль наша, в ней частица твоего отца. Эта боль одолеет любую беду.
Старик не выдержал. Повернулся к нам спиной. Непривычная тишина зазвенела у нас в ушах.
Во время коллективизации я был направлен в родное село. И начал я со своего дома. Как только мы расселись за большим низким обеденным столом, я завел разговор о кооперативе. Говорил я долго и все время поглядывал то на отца, то на деда. Отец не сводил с меня глаз. А дед покачивал головой и бесконечно долго набивал свою трубку. К налитому ему супу он так и не прикоснулся. А когда старая кошка по привычке начала ластиться к его ногам, дед сердито ее прогнал.
В этот вечер никто ничего мне не сказал. Только мама молчком все приглашала меня поесть.
На третий вечер я обратился к отцу:
— Завтра на собрании создадим кооператив. Ты должен быть первым.
Отец хотел что-то сказать, но только грустно вздохнул. Посмотрел на мать, потом на деда.
— Мы запишемся в кооператив, поддержим тебя, — пообещала мама.
— Если таким позором голод изгоняется, то войдем… — сказал дед.
— Дед, не беспокойся, мы не дадим тебе голодать. Эту прекрасную землю заселим народом. Тракторами ее вспашем, водой из Панеги напоим. Изобилие будет невиданное, дед! — гремел я.
— Подожди, подожди, мой мальчик! Слышали мы это и от других. А только словами амбар не наполнишь.
— Надо послушать парня. Ведь его для того и учили столько лет, чтобы умом с нами поделился, — опять начала мама.
— Не учили мы его поля дарить, но… — заикнулся было дед.
— Ладно, если пришел наш черед, то давайте, — махнул рукой отец и вышел во двор.
Список начался с его фамилии. Но сколько его ни искали, чтобы он расписался, отец как сквозь землю провалился.
— Слушай, куда он подевался? — беспокоилась мама. Я обошел весь двор и нашел его в хлеву. Стоя у яслей, он гладил волов, а глаза у него были припухшие…
Начало было положено. После собрания люди собирались толпами, комментировали происшедшее. И как только отец появился на площади, один из селян съязвил:
— Вот и колхозник пришел!
Отец смолчал.
— Эй, ты, никак, предводителем голытьбы стал? — пошутил кто-то.
— И свое поле у Панеги отдаешь? Там же золото течет!
Испортилось настроение у отца. Пошел в корчму, опрокинул одну, вторую, третью рюмку, но односельчане и здесь не оставили его в покое:
— Выпей, выпей, теперь ты колхозник, едва ли захочешь с нами общаться!
А когда сельский пастух спросил отца, обоих ли волов он сдает, отец заплакал. Когда я вошел в корчму, он уже бил кулаком по столу:
— Моему сыну, который загнал меня в ТКЗХ, я…
— Отец, пошли.
— До свидания, колхозник! — послышалось со всех сторон.
Погрустнел человек, начал чахнуть на глазах. Работал, но без желания. Мама держалась молодцом, хотя и переживала. А дед долго не мог успокоиться, все бормотал, что одной подписью мы разорили свое хозяйство.
Прошло лето. Осень выдалась щедрая, и, пока отец переносил мешки в амбар, дед покачивал головой и, как ребенок, рылся руками в крупном зерне.
Частники задыхались от поставок продуктов государству. Заботы согнули их. Начали они вертеться возле порога кооператива.
Другим стал и отец. Однажды вошел он в корчму, оглядел всех и горделиво воскликнул:
— Колхозник угощает!
Долго простоял дед Петко перед дверью, пока не прочел толстые и крупные буквы на табличке, которыми было написано имя, но не вошел. Сомневался в чем-то, а людей, у которых можно было бы спросить, поблизости не оказалось. В конце концов дверь соседней комнаты скрипнула, и из нее вышла бледная, лохматая и неуклюжая девушка. Дед Петко остановил ее:
— Извини, ищу здесь Георгия, да не знаю, в какой он комнате.
— Какого Георгия?
— Георгия Петрова.
— Вот его кабинет, — показала девушка.
— А я читаю его имя на табличке, но тут есть и другие буквы, потому и сомневаюсь, может, это кто другой.
Читать дальше