Саша Саин - Испытания сионского мудреца

«Что вам сказал господин Шнауцер? — не пропустив меня раньше себя в мой кабинет, поинтересовалась Мина. — Вы ещё не знаете, а я знаю: Шнауцер берёт на работу господина Тухеля». — «Что за Тухель?». — «Увижу, расскажу! Побегу, у Кокиш спрошу!». «А вот и она сама! — порадовала жена. — Они нам только работать мешают!». «Доктор, он теперь другого нашёл!» — тревожно сообщила Кокиш. «Ничего страшного, мы тоже другого нашли!» — успокоил я Кокиш. «Кого?» — переспросила Кокиш. — «Хорошего банщика!». Жена вновь, укоризненно на меня посмотрела. «Думаете, он всё же не женится на мне?» — горестно спросила Кокиш. «Кто?» — спросил я. — «Ну, Шнауцер!». — «Может банщик женится?». — «Нет, доктор, он не семейный человек!». «Попробуем женить тогда Шнауцера, — успокоил я Кокиш, добавив: — Если вам надо!». — «А что нужно для этого делать, доктор?». — «Искать другого!». — «Где?». Хотелось ей по-русски ответить…, но ответил по-немецки: «Быть активной в жизни, больше везде шарить и зырить». — «А что, доктор, с этим новым делать?». — «Гнать его, если появится!». — «Как?». — «Как и Бомбаха, выгнать поганой метлой!». — «Спасибо доктор, вы мне поможете?». Экономист Тухель, по-немецки экономист — Geschaftsfuhrer, оказался долговязым с угодливой гадливой улыбочкой, прилизанный набок чубчик, причёсочка «а-ля фюрер». «Это наш лучший специалист по китайской медицине, — представил меня Шнауцер. — А это Тухель, экономист, — представил и его мне Шнауцер, встретив меня в коридоре. «Очень приятно», — согласились мы оба. «Пойдём, — подморгнув мне заговорщически, по-дружески и по-отечески обняв за плечи Тухеля, забрал его от меня Шнауцер, — я познакомлю тебя с нашей прокурой Кокиш».

«Куда он его повёл?» — на ходу в коридоре перехватила меня Мина. «Похоже, пристрелить!» — объяснил, я. «Ну, а серьёзно, куда?» — впервые поняла лёгкую иронию Мина. — «К Кокиш». «Ну, это хорошо! — обрадовалась Мина. — Пусть им будет хорошо! И херр Тухель ей поможет, видно такой благородный, интеллигентный человек. И херру Шнауцеру будет легче. Если бы вы знали, как я им добра всем желаю! Лишь бы им было хорошо, мне больше ничего не надо!». — «Догадываюсь». — «Знаете, мне всех как-то жалко». — «И об этом я догадываюсь». И как бы в доказательство сказанного, по щекам Мины обильно потекли крупные, как вишня, мокрые, настоящие слёзы! «Всё будет хорошо, — успокоил я Мину, — не плачьте».

«Ну что, работаем, наконец?!» — поинтересовалась жена. — «Обязательно! Заводи больного!». — «Нет, больную заведу — фрау Берг. Ты ей, так видать, помог, что совсем кислая сидит!». — «Доктор, спасибо». — «За что?». — «Вы оказались правы». — «Позвонили ему?». — «Нет, меня опередила подружка! Она ему сообщила, что я в больнице и просила, чтобы он меня обязательно проведал. Он позвонил и сказал, чтобы я не приставала к нему, не хочет меня видеть. Но готов встретиться ещё один раз, прийти в больницу, чтобы окончательно с этим вопросом покончить». — «И когда он придёт?» — «Он решит, а не я. Он позвонит, сообщит, когда захочет». — «Что вы ответили?». — «Я расплакалась, для меня это было шоком, не ожидала такого». — «Но зато вы теперь знаете правду, не будете страдать от ожидания. У вас сейчас, я думаю, разочарование, злость, недовольство самой собой». — «Точно, вы правы». — «У вас есть два варианта ответа: первый — ждать пока он позвонит и отказать ему в приходе, сказать уже не надо, второй — самой позвонить и то же самое сказать. Я вам советую всё же второй вариант выбрать! Ложитесь, в гипнозе будете искать выход из ситуации, ответ на вопрос “что делать?”». «Ну что, помог ей?» — засомневалась жена. — «Настолько, насколько это возможно! Она не самостоятельная личность и дура! За неё то мать разговаривает, то подружка! Не удивлюсь, если подруга с ним снюхается, слишком активная. Он её терпел, пока она здоровая была. Он негодяй, а она липучая! Ему, скорее всего, женщина, вообще, не нужна! Если женщина нужна, то имеют с одной дело, или находят себе другую, а у него никого!». — «А как же тогда — с подругой снюхается?!». — «Это я подругу охарактеризовал, она хочет! Но это не значит, что ему это надо. Я помог ей тем, что вскрыл гнойник, перевёл хроническую форму в острую, меньше будет нудить и страдать! А нам пора домой, я устал! Завтра будем только больными заниматься!».

«Ну вот, первая больная уже есть! — сообщила “завтра” жена. — Кокиш рвётся!». «Доктор!» — прорвалась Кокиш с двумя бутылками вина. Жена на меня глянула с видом: «Надо же, Кокиш стала благодарной — две бутылки принесла, совесть, видать, заела её: постоянно получает сеансы психотерапии, психологическую помощь!». «Спасибо, доктор, что всегда могу зайти, посоветоваться! Вы мне очень многим помогли!» — проникновенно сообщила Кокиш, поставив на стол две бутылки вина. «Всё нормально, — успокоил я Кокиш, успев прочесть этикетки на бутылках: одна рислинг немецкий, недорогой, но “дареному коню в зубы не смотрят”! Вторая бутылка, тоже недорогая — красное итальянское вино. Но зато две бутылки! Где-то насобирала или ей подарили! И она своё — последнее отдаёт!» — понял я. А Кокиш продолжила: «Доктор, он — этот Тухель, сразу стал проявлять начальственные замашки! Мне вопросы задаёт, концепты исправляет! Разработал новый концепт клиники и очень подробно — финансовую часть!». «Ну да, он же из сберкассы! — вспомнил я. — Это Шнауцер, ему поручил! Всё, что он делает — это с ведома Шнауцера! — объяснил я Кокиш. — Он его науськивает!». «Was will der Mann (что хочет этот мужчина?!)» — имея в виду Шнауцера, гневно, как давно, взвизгнула Кокиш! Видать, банщика потеряла и опять зациклилась на старом рогоносце Шнауцере. «Я же вам сказал, он хочет, чтобы вы страдали! От него зависели, от его милости, просили убрать этого Тухеля от вас, пощадить вас или наказать Тухеля!». «Was will der Mann?!» — ещё громче вновь взвизгнула Кокиш и ещё больше, чем прежде перекосив глаза и, как в «лучшие времена», защелкав челюстями. Хотелось ей ответить из советского фильма: «Что он хочет, понять его нетрудно — твои волости, твои богатства, и от себя добавить: грудные и задние просторы! — но вместо этого, лишь выдавил я: — Он хочет вашей зависимости!». «Und, was mache ich (и что я должна делать)?!» — вновь, по-дурацки вытаращив глаза, взвизгнула Кокиш. Точь-в-точь, как в старые добрые времена «до революции», когда она ещё не была замешана в революционной деятельности — до плотника и до банщика. С банщиком, видать, плохо и опять права заявляет на старого безнадёжного рогоносца Щнауцера! «Наглость у неё не исчезла и не исчезнет! — пронеслось у меня в голове, но сказал: — Sie machen Folgendes (вы сделаете следующее)! То же, что и с Бомбахом!». «Und, was mache ich?» — вытаращив вновь глаза, как баран, потребовала разъяснений Кокиш! Аж жена, вижу, терпение теряет и готова уже эти две бутылки отдать Кокиш! Вернуть ей их по голове и вытолкать! «Sie machen Folgendes, — так же, по-дурацки, повторил я. — Всё, что пишет или уже написал Тухель — перечеркните! Требуйте всё переделать, а Шнауцеру говорите, что Тухель ничего не понимает в медицинских вопросах. Медицина — это не сберкасса! — А он, вообще, толковые вещи предлагает?» — поинтересовался я у Кокиш. «Ja, ja! Der Mann ist ganz fit (Да, да, этот мужчина очень подкованный!)». — «Это не имеет значения, перечёркивайте всю его “продукцию”, и давайте ему новые задания!». «Он и кабинет Бомбаха занял!» — пожаловалась Кокиш. — «Оттуда его выгоните! Скажите, что это врачебный кабинет! Или — для следующего главного врача!». — «Его туда Шнауцер посадил!». «А вы его выгоните! (и пусть канает! — хотелось мне ещё добавить, но не хватило немецкого). — Пусть ищет себе место! Пусть слоняется по клинике без стола и стула, без крыши над головой: голодный, холодный и ищет себе пристанище!» — вспомнил я метод работы в первой клинике в Германии, где главный врач Боскугель больных выгонял из их комнат и закрывал комнаты на ключ, чтобы больные были активными и не «наркоманили». А больные слонялись в одних подштанниках по холодной клинике, скорчившись от холода! «И всем прикажите, — продолжил я, — секретаршам, администрации и всем прочим — всем, не привечать Тухеля! Взял Шнауцер этого бездельника — бродягу без определённого места жительства на работу! Пусть сам его и устраивает — у себя в кабинете!». — «А если он пожалуется Шнауцеру?!». — «Очень хорошо! Этого мы и хотим! Тогда его ждёт участь Бомбаха! Заставьте Шнауцера выбирать между вами и другими!». — «А как вы думаете, доктор, Шнауцер женится на мне?». «На коооом…?!» — вырвалось у меня, и жену передёрнуло! «На мне», — невинно уточнила Кокиш. «Будем стараться», — пообещал я, глянув на две бутылки. «Спасибо, доктор! Что бы я без вас делала? Такого, как вы мне бы дома иметь, чтобы советовал!» — жену ещё больше передёрнуло, а меня затошнило. «Ладно, потом вином запью тошноту», — решил. «Ну, всё! Я побежала! Спасибо! Чу-чу-чу!» — «прочучукала» по-свойски Кокиш, вместо: Tschuss, Tschuss, Tschuss (пока, пока, пока!). «Ну, ты и времени на эту сволочь потратил!» — возмутилась жена. — «Что делать! Зато две бутылки вина!». «Плевать на это вино, век его не видать!» — накаркала жена. «Bitte, bitte! Entschuldigung (пожалуйста, извините)!» — вновь ворвалась перепуганная Кокиш с видом: «а, где мой квартирный ключ», схватила две бутылки вина: «наш немецкий рислинг и красное итальянское», и, бросив: «Извините, bitte, bitte…!» — убежала! «Ну и крохоборка! Слов не хватает! — возмущалась жена. — Ты понял, что она сделала!». — «Ты накаркала! Ты же сказала: “Век его, вина, не видать!” Вот оно и исчезло! На тебя обиделось! Она просто вино для себя где-то раздобыла, ей и в голову не приходит и не придёт, что она что-то, кому-то должна!». «И он такой же крохобор, этот Шнауцер!» — продолжала возмущаться жена. — «Не переживай, вино не пропадет! Они вместе его разопьют и ещё другим разбавят! Кроме того, что крохоборка, видать, ещё и запила! Совсем лёгонькая стала Силке Кокиш! Давай всё же больных сюда!».