Саша Саин - Испытания сионского мудреца

«Вот, сволочь!» — поддержала меня жена. «Пойду, и других сволочей на конференции посмотрю!» — решил я. «Смотри, смотри, Мина с Матвеевной уже вместе пошли на конференцию!» — выглянув в окно, сообщила мне жена. «Ну и хорошо, народ надо сплачивать», — решил я.

В воздухе конференции висел траур! «Здравствуйте, доктор», — как никогда приветливо, встретила меня Клизман, однако я никакой любви не отметил на челе Пусбас, но и печати траура на ней тоже не было — даже какое-то сладострастное ожидание.

«Я не в состоянии, доктор, больше так работать! — заплакала Клизман. — Он меня оскорбляет, преследует! Сегодня утром зашёл ко мне в кабинет и назвал бездельницей! Обругал за то, что я на полчаса опоздала, и он будет меня теперь ежедневно контролировать!» — начала конференцию Клизман. «Это ужасно!» — поддержал Клизман трудовой коллектив, кроме «русскоязычных» и Пусбас.

«Скажите, доктор, вы, как известно, — мудрый человек! Что мне делать?!» — впервые как к мудрому человеку обратилась ко мне Клизман. «Я не спорю, что мудрый, — согласился я, — но вы должны сами решить, чего хотите!». «А как бы вы на моём месте поступили?» — поинтересовалась Клизман. — «Мне трудно представить себя на вашем месте». — «Ну, если бы шеф вас, например, постоянно оскорблял?». — «Ответил бы ему тем же! Вы же знаете, как я отвечаю на несправедливость, сами были тому свидетельницей, и даже участницей!». «Вот и я это сделаю! — решила стать такой как я — Клизман. — Я сейчас же к нему пойду и обругаю! Возьму затем больничный лист, пусть и мне платит, как Кокиш! Она мне рассказала по секрету, что шеф её будет целый год содержать — деньги платить! Пусть и меня содержит, чем я хуже Кокиш?!». «Конечно, правильно!» — как бы захихикала, но получилось — захрюкала Пусбас. «Ах, ты сволочь! Хочешь, чтобы Клизман ушла, и ты станешь “принцесхен”, как тебя Клизман обозвала! — понял я, прочитав её злорадную улыбочку. — Клизман, конечно, говно, но и ты не лучше! Лучше уж пусть эта мерзкая Клизман, но не любимая Шнауцером останется, пока новый главный врач не появится…», — размышлял я.

«Если вы пойдёте сейчас к шефу, то работать уже не будете, он вас уволит!» — логично произнёс я, обратившись к Клизман. «А чего бояться! — так и подпрыгнула Пусбас, да так, что стены задрожали, глянув зло в мою сторону. Затем вприпрыжку побежала почему-то в угол комнаты к урне, как крыса, и от волнения туда что-то выбросила. — Каждый из нас может себе найти другую работу! — подытожила она. — Чего бояться?!».

«Ты права, Гудрун! — согласилась с ней совсем дурная Клизман, и решилась: — Jetzt marschiere ich zum Schnauzer (а сейчас я марширую — иду к Шнауцеру)! Он меня не сможет уволить, возьму больничный лист и буду сидеть целый год дома! Скажу, пусть и мне сделает хорошее предложение, как Кокиш! Посмотрим, что он мне предложит! Ну, всё! Я пошла, пошла!». «Иди, иди! — от всей души поддержала её Гудрун. — Правильно! Иди, иди! Пошла, пошла! Не бойся!».

«Ну что, давайте, продолжим конференцию! Клизман, видать, уже не будет у нас работать! Давайте теперь о деле! — предложила Гудрун, как новый самозваный главврач. — Кто хочет выступить?». «Гудрун, ты молодец! Ты так хорошо выглядишь! — обняла её с неподдельной любовью Мина после конференции в коридоре. Даже глаза увлажнились у Мины от умиления. — Можно, Гудрун, к тебе на минутку?» — прошмыгнула Мина в кабинет к Гудрун.

«Ну, что коллектив?» — спросила жена по возвращении «мужа Алекса» в бюро. — «Клизман “тёп, тёп, тёп” к Пете! Пусбас метит в «бегемотихен-принцесхен»! Мина ей “чмокать зад” пошла». — «Ну, ясно, а что хочет Клизман?». — «Ну, как в рекламе русских немцев: — Тёп, тёп, тёп в Парагвай — там жизнь малина! Покупайте у нас — “там, на луне” землю и тёп, тёп, тёп туда! А нам ваши денежки оставьте! — Вот и Пусбас отправила Клизман в Парагвай, то бишь к Шнауцеру Пете, обругать его, потребовать у него статус Кокиш для себя! А он её — “голубушку”: — Шмяк, шмяк, хлоп, хлоп, хлоп, а “бегемотихен-принцесхен” будет вау, вау — главным врачом!». «Этого нельзя допустить!» — согласилась жена. «Постараемся, — согласился и я, — давай больных сюда! Что у них интересного происходит?».

«Зигер», — тихо прошептала вчерашняя, вновь поступившая пациентка: лицо в синяках, кровоподтёках, и такие же на руках, ногах, и всё тело к тому же болит». «Не вяжется это с вашей фамилией — Зигер (победитель)», — сочувственно произнёс я. «Да», — кисло согласилась Зигер. — «Что случилось?». — «Сын избил». — «Как сын избил!». — «Хотел убить, но мне дико повезло». «Ой, как повезло!» — неуместно пошутил я. — «Он пригласил меня к себе домой, достал бейсбольную биту и принялся меня обрабатывать по лицу, голове, по всему телу, приговаривая: — Наконец, ведьма я тебя прикончу, чтобы ты мне козни не творила! Чтобы ты злыми силами не управляла! — Спасло то, что я сумела выскочить на улицу, соседей позвать на помощь». «Он психически больной?» — понял я. — «Да». — «Где сейчас?». — «В психбольнице». — «Его выпустят?». — «Боюсь этого». — «Уже пытался вас убить?». — «Это третий раз». — «Почему пошли к нему и в этот раз?». — «Сын ведь, поверила, сказал — поговорить хочет о важном». — «Ещё пойдёте?». — «Нет, больше не пойду». — «А те разы почему его выпустили из психбольницы?!». — «Решили, что больше не опасен».