Саша Саин - Испытания сионского мудреца

«Больные тебя уже заждались. Был, наверное, у Шнауцера?» — поняла жена. — «Да, у Петьии». — «У какого Петьии?» — рассмеялась жена. — «Да, да, у Петьии — у херра Пети Шнауцера! Сейчас он для нас Петьия, а по-русски просто Петя, по крайней мере, для меня! Зови эту Кудру, потом расскажу!».

«Спасибо, доктор! — объявила повеселевшая фрау Кудра. — Уже после первой вашей акупунктуры мне стало легче!». «Не только акупунктуры», — уточнил, я. «Конечно, и от беседы с вами! — вяло согласилась Кудра. — Хотя и настоящая психотерапия мне тоже нужна!». — «Мои беседы и есть настоящая психотерапия». — «Но фрау Пусбас считает, что моя мама виновата, а вы — что бывший друг!». — «Нет, я считаю, что нет виноватых в нашем поведении! Нужно себя разумно вести и не искать виноватых!». «Я уже стала это делать! — лукаво призналась Кудра. — Вчера ходила на танцы и познакомилась с очень симпатичным мужчиной, даже моложе меня на пять лет! Я уже, доктор, “свежо и по уши” влюблена! Я вся так и порхаю, и бабочки у меня в животе порхают! Он хочет ко мне переехать жить, а свою квартиру сдать! Он всё равно безработный, и ему нечем платить за квартиру!». — «Не советую!». — «Почему?». — «Скоро поймёте!». — «А что делать?». — «Ну, делайте, как хотите!». — «Но мой же бывший оказался не прав, как и моя мама, что я себе никого не найду, что я никчемная! А я вот взяла и нашла, и очень даже хорошего! И вы мне помогли избавиться от вины! Сейчас я даже совсем не чувствую себя виноватой! Это он был эгоистом и даже обо мне не подумал, устроив такое безобразие у меня в квартире — взял и повесился! И еще на виду у моих детей — это просто свинство!». — «Я имел в виду другое!». — «А что?». — «Не чувствовать себя во всём виноватой, не означает не иметь совести, но когда вы поймёте, что этот очередной не для вас, вам станет стыдно, и тогда, действительно, мама окажется права!». — «А что делать?!». — «Не кушайте, потому что кушать надо!». — «Нет у меня аппетита, я и не хочу кушать, на 2 кг за это время похудела». — «Я не ”эту еду” имею в виду». — «А какую?». — «Сексуальную». — «А, ну с этим у меня уже всё в порядке! Это мне всегда хочется!». — «Ну, тогда действуйте».

«Что ты хочешь от дуры?!» — возмутилась жена. — «Уже ничего, но вначале поверил нашим коллегам, что она может покончить с собой! В этом случае лучше перестараться, чем недоглядеть! Лучше переоценить человека, его качества, чем их недооценить! Теперь ясно, самое простое — это нас уговорить: не мы сволочи!».

«Мина к нам хочет», — объявила жена. — «Будет выпытывать, о чём я разговаривал с Петей. Впусти, всё равно прорвётся!».

«Как отпуск, что новенького? — испытывающе рассматривая нас с женой, выпытывала Мина — наша старая русскоязычная коллега в этой клинике. Мы с женой часто жалели, что и её, как и Матвеевну, допустили в клинику работать. — О чём вы с хером Шнауцером разговаривали?». — «Интересовался, как отпуск провели». — «А ещё о чём…?». — «Больше ни о чём, особенном». — «Ну, понятно, я случайно прошла мимо двери кабинета Кокиш, и мне показалось — послышалось, что господин Шнауцер к вам на “ты” обращался…?! А вы его Петей, даже обозвали…?!». — «Да, он предложил на “ты” перейти». — «Почему…?!». — «Решил, раз мы давно вместе работаем, наверное, поэтому?». «Эх, жаль, что он и ко мне на “ты” не обращается: — Ты — Мина! — не называет», — грустно произнесла Мина. — «Ещё всё впереди». — «Думаете? Кстати, вы уже, наверное, знаете, что он Силку уволил!». — «Да, слышал». — «А я считаю, что она сама виновата! Такого мужчину не оценить! С ним бы любая баба согласилась! А как вам нравится Лариса Матвеевна…? Объявила себя психиатром…». «Но она и работала в Союзе психиатром!» — возмутилась жена. — «Да какая она, к чёрту, извините за выражение, психиатр! Что мы там могли!». — «Вы же тоже оттуда», — осторожно напомнила жена. — «Но я здесь уже давно и сюда раньше её пришла!». «Счастье, что не раньше нас», — не совсем осторожно добавил я. — «Это почему же!». — «Потому что мы бы здесь не работали! Вы бы этого не допустили — трупом, костьми бы легли! Всю свою энергию приложили бы, чтобы нас не допустить, или ещё кого-либо русскоязычного, в особенности, лиц известной национальности!». — «Ой, как вы так можете! — запричитала Мина. — Конечно, я вам благодарна, что за меня тогда слово замолвили, — прослезилась Мина. — Я не против Ларисы Матвеевны, она очень неплохим специалистом оказалась, но напрасно она с Клизман и Пусбас сражается. Они очень симпатичные люди и ко мне хорошо относятся. А Гудрун Пусбас, вообще, прелесть!». «Знаете, что она сказала Ларисе Матвеевне в кабинете у Шнауцера?» — решил я чуть-чуть Минины глаза открыть. «Да, она мне сказала. Я ей даже велела, чтобы она вам пожаловалась. Но она действительно же еврейка!». — «А вы?». — «Я как бы немка! У меня уже два года гражданство!». — «Тогда Лариса Матвеевна ещё больше немка, чем вы! Она вас переплюнула, у неё муж русский немец, и фамилия у неё лучше вашей — Дрисслер по мужу! К тому же, его еще и Клаусом зовут!». — «В общем, всё ясно! Ладно, побегу!» — утерев выкатившуюся слезу, побежала Мина.