Мы с Максом вместе разодрали труп кошки и слопали ее жесткую плоть.
– Я тоскую по той еде, которую мне давали дома, – сказал Макс, когда мы снова пошли вверх по дороге.
Небо над нами постепенно заполнялось тучами, пока они совсем не скрыли солнце. Чуть позже опять пошел снег. Сначала реденький, вскоре он стал даже более густым, чем в предыдущий день. Тем не менее мы шли дальше – замерзшие, дрожащие, с шерстью, покрытой снегом, и постепенно тающими силами. Я попыталась разглядеть сквозь густой снегопад, нет ли где-нибудь впереди еще одного хлева, в котором мы могли бы укрыться от непогоды. Нет, никакого хлева я нигде не увидела. Мимо нас уже не проезжали автомобили. Даже людям эта вьюга казалась уж слишком сильной.
Мы шли все медленнее и медленнее. Наконец я остановилась, чувствуя, что мордочка у меня сильно замерзла, а лапы онемели.
– Я больше не могу.
– Давай ляжем вон под тем кустом, – предложил Макс.
Хоть я и понимала, что ни куст, ни дерево, ни еловый лес, ни, возможно, даже пещера в скалах не защитят нас от холода, я из последних сил пошла к обочине дороги. Мы улеглись под ветками, на которых уже совсем не осталось листочков, и сильно прижались друг к другу, однако греть друг друга толком не получалось. Ледяной ветер загонял снег даже под этот куст.
– Пурга наверняка скоро утихнет, – сказал Макс.
Его слова прозвучали так, будто он вложил в них свою самую последнюю надежду. Я не смогла ничего ответить, потому что было очевидно: они не соответствуют действительности, и даже если вьюга скоро утихнет, мы в эту ночь замерзнем насмерть.
Мы некоторое время полежали, дрожа, друг возле друга, думая каждый о своем, а затем Макс сказал:
– Нам нужно поискать что-нибудь другое.
Я уже не смогла бы подняться на ноги – мои силы иссякли.
– Орхидея… Нам необходимо идти дальше…
Мне не хотелось идти дальше. Мне не хотелось даже держать свой глаз открытым.
– Орхидея!..
– Мне нужно немного времени, чтобы собраться с силами, – тихо сказала я и закрыла глаз.
– Хорошо, – согласился Макс, хотя он явно не был с этим согласен и наверняка чувствовал, что я не соберу никаких сил, ведь я, наоборот, с каждым мгновением все больше и больше слабела.
Я слышала шуршание веток, завывания ветра и дыхание Макса, однако эти звуки звучали все глуше…
– Прижмись ко мне покрепче, – сказал Макс.
Его голос, казалось, раздался где-то очень далеко от меня, и я почти не обратила на него внимания. Поскольку я даже не пошевелилась, он сам придвинулся ко мне плотнее. При этом он сказал:
– Я тебя согрею.
Мне хотелось лишь спать.
– Орхидея!..
Спать всю зиму напролет.
– Рана!.. – позвал он меня по имени, которое было моим на протяжении большей части нашего с ним путешествия.
И уже больше не мерзнуть.
– Рана, ответь мне!
Никогда больше не…
– Рана, проснись!
…не мерзнуть…
– Пожалуйста!
…а летать вместо этого в облаках.
– Мне очень жаль.
Голос у Макса задрожал – задрожал не от холода, а от страха.
– Ты была права – нам следовало остаться в том хлеву. Из-за меня… из-за меня ты умрешь.
То, что и сам он тоже замерзнет насмерть, ему, похоже, в этот момент даже в голову не пришло – я была для него важнее. И он, видимо, тоже был важнее для меня, чем мое желание заснуть и летать затем со своей душой над облаками.
Я заставила себя вернуться в этот мир, поскольку в нем рядом со мной лежал Макс, и приоткрыла глаз.
Он проскулил:
– Мне не следовало вести тебя за собой в эти горы.
Я пообещала, что не буду ему лгать. Поэтому я не могла сказать ему в ответ, что решение отправиться сюда не было ошибочным, и что если мы здесь умрем, его вины в этом не будет. Однако мне все же не хотелось, чтобы он терзался из-за своей ошибки.
– Это просто стечение обстоятельств, – прошептала я.
– Мне следовало тебя послушаться. Мы здесь замерзнем насмерть. Ты здесь замерзнешь насмерть!
Если мы умрем здесь от холода, это не должно стать его последней мыслью.
Синее Перышко помогла мне перестать чувствовать себя виноватой. Значит, теперь и я должна помочь Максу избавиться от чувства вины. Я должна быть для него не только возлюбленной, но и заботливым другом.
– Мне очень жаль!
Его скуление перешло в вой: он стал из последних сил выть, подняв морду к небу. Мне стало жалко, что он так сильно страдает. Я полностью открыла глаз и сказала:
– Без тебя у меня не было бы жизни.
Макс перестал выть, принюхался к моему запаху, который еще не полностью исчез даже на таком холоде, и спросил:
Читать дальше