Иоахим Новотный - Избранная проза

Дверь покосившейся баньки открыта настежь. В проеме стоит мой дед, такой же тощий и сутулый, каким на моей памяти был всегда. Он говорит, обращаясь к кому-то, находящемуся внутри:

— Не обижайся, Марта. Я просто так заглянул, по-соседски. У меня и у самого дел полно — теперь, когда мне дают машину для перевозки. Смешно сказать, но об этом позаботились полицейские. Очень милые люди. Задержали там внизу, возле старого завода, одного типа, который хотел стащить решетки от ограды. И отпустили, когда он пообещал помочь мне при переезде. Так сказать, во искупление. И нынче же он приедет за мной на тягаче с прицепом. А я еще далеко не все уложил.

Дед всегда и со всеми говорит холодным, почти насмешливым тоном, даже тогда, когда насмехаться и не думает. И только литературным языком. Немного помолчав, он продолжает:

— А ты, Марта? Когда думаешь переезжать?

Из того угла, где стоят скамьи, доносится горестный вздох.

— Ну, ладно, ладно, — говорит дед, — мне и без слов все ясно. Тяжело. Это, конечно, испытание. Но ведь жизнь вся состоит из испытаний, Марта. И ты это знаешь давным-давно. В воскресенье перед конфирмацией тебе пришлось выдержать экзамен в присутствии всей деревни. Я помню, как ты задрожала от страха, когда пастор назвал твое имя. В ту пору пастором у нас был еще старик Ремхильд — помнишь его? Наверняка помнишь. Душевный был человек, а все считали его очень строгим. Но ты ответила на его вопрос, Марта. Потом ты вышла замуж, и муж твой погиб на войне. Ты опять вышла замуж, за стеклодува Рублака. Он умер от рака. От первого брака у тебя есть сын, но он живет на Западе. И дочь от Рублака, но она не хочет подарить тебе внука. Это все испытания, Марта. И все тебе пришлось выдержать. Выдержи еще и это.

Старая женщина плачет. Я невольно становлюсь свидетелем этого. Хоть и стою позади деда, то есть снаружи, за дверью, и мне из-за него ничего не видно, я все равно чувствую, что женщина плачет. Сперва совсем тихо. Потом сдавленно всхлипывает, едва удерживаясь, чтобы не разрыдаться. На деда это не производит никакого впечатления. Он по-прежнему говорит своим обычным холодным, насмешливым тоном, противоречащим смыслу его слов:

— Я за тобой наблюдал, Марта. Ты что ни день ходила на кладбище. Даже когда его перекопали экскаватором. Что ни день.

— Хочу остаться здесь, — отвечает глухой голос. — Хочу здесь умереть.

— Это значило бы — не выдержать испытания, Марта. Поверь, я тоже подумывал об этом. Такой выход как бы сам собой напрашивается. А другой — чужд и далек, верно? У нас, у стариков — заметь, я значительно старше тебя, — сложились свои привычки. Если нас пересадить на другое место, мы уже не приживемся. Просто захиреем и погибнем. Так, во всяком случае, говорят. Но верно ли это? Я для себя кое-что нашел, Марта, то, что мне подходит. Место, где еще какое-то время можно будет жить. Подальше от всего этого. Дом сложен из хороших клинкерных кирпичей. И стоит прямо в лесу. Дрова, так сказать, растут у порога. Зато до ближайшей лавки шагать и шагать. Ну и что? Надо держать себя в форме. А главное — я туда хочу, Марта, я сам туда захотел.

Женщина притихла. Вероятно, только теперь стала его слушать по-настоящему.

— В этом все дело, Марта, — говорит дед все тем же тоном. — Нужно чего-то хотеть. Я бы мог взять тебя с собой. Но из этого ничего хорошего не получится. Я привык жить один. Да и места там маловато. А расстаться с книгами душа не велит.

— Кому такая старуха нужна? — В ее хриплом голосе звучат и какие-то ребячливо-капризные нотки.

— Для такой легкой на ногу, как ты, всегда найдется дело, — уверенно отвечает дед. — У них теперь почти для всего есть машины. И все равно тысячи разных дел остаются для таких, как ты, — легких на подъем и не утративших живую душу.

Я осторожно отхожу в тень. Ни за что на свете не стал бы я сейчас мешать деду. Он спасает человеку жизнь. И любое вмешательство может быть смертельным.

Но делать мне здесь больше нечего. Разве что самую малость: я тихонько прокрадываюсь в комнату деда, беру связку книг, лежащую на столе, и кладу к себе на багажник. Потом отталкиваюсь и качусь по инерции вниз, в обезлюдевшую деревню. Переднее колесо подскакивает, наехав на корень, бутылки «колы» звякают сзади. Этот лишний звук действует мне на нервы.

Я выгибаю спину, нависая над рулем, и жму на педали, как бешеный.

Но не успеваю я доехать до шлагбаума посреди лесной глуши, как впереди в поле моего зрения появляется некая вихляющаяся точка. Вглядываюсь пристальнее. Кто-то катит навстречу. И машет рукой. И кричит «ура!». Дикси! Дикси на древнем тяжеленном дамском велосипеде. Лицо у нее красное, волосы слиплись от пота.