Иоахим Новотный - Избранная проза

— Не уходи, — перекрывая музыку, гремит сразу из четырех динамиков. — Хочешь «колу»? У меня еще есть немного. Осталось от последнего раза.

Голос ее слегка дрогнул. И я чувствую, что не в силах просто взять и уйти.

— Вырубай! — ору я во все горло.

В ту же секунду все стихает. Один из лучей лежит неподвижно на лице девушки. Он зеленого цвета. Но и без него я бы понял: она совсем не в моем вкусе. Слишком угловатая. Ничего общего с Гундулой Фишер. Один нос чего стоит — хорошему скульптору хватило бы на два. И говорит она с легким налетом саксонского диалекта, которого я терпеть не могу. Прусско-саксонскую смесь услышишь лишь в наших местах, острит Луц. Кроме всего прочего, этой девице не меньше двадцати.

— Тебе что, музыка не нравится?

— Наоборот, — говорю я. — Только тут неподалеку, говорят, один субъект крутится. Если он такое услышит…

На самом деле я просто хотел дать ушам отдохнуть. И тот странный тип как раз в эту минуту случайно мне вспомнился. Но девица тут же за него ухватилась.

— Какой такой субъект?

— Да я и сам ничего толком не знаю. Знаю только, что полиция его ищет.

— Мне до полиции дела нет, — говорит девица.

Вновь раздается музыка, но теперь уже не так громко; басы звучат бархатистее, а уж мелодия — так прямо мед с патокой. Вот бы Дикси сюда: глазки блестят, слюнки текут, — ни дать ни взять сентиментальная старая дева.

А девица шагает прямо ко мне. Несет бутылки и стаканы, что-то смешивает, один стакан пододвигает мне и садится, привалившись спиной к стене и положив ноги на другой бочонок.

— Выпей! — говорит она. — Сразу полегчает.

И я послушно отхлебываю порядочный глоток. От этой «колы» горло огнем горит. Не думаю, чтобы от нее полегчало.

А девица мотает головой из стороны в сторону в такт музыке. И, закрыв глаза, вдруг выпивает залпом весь стакан.

— Нет ли сигаретки?

— Не курю, — отвечаю я хрипло. По правде надо было бы сказать «еще не курю», потому что у меня наверняка не хватит сил остаться единственным противником никотина во всем классе. Но девица, очевидно, считает меня старше, чем я есть. И я не собираюсь ее переубеждать. Она наливает себе еще один стакан. Выпивает и его одним махом. И сигареты у нее, оказывается, есть. Она закуривает, но мне не предлагает. Так мы с ней и сидим, пока сигарета не кончается. Я потягиваю жидкость осторожно, как птица.

Внезапно девица спрашивает:

— Ты бы хотел меня поцеловать?

От неожиданности я отхлебываю большой глоток. Вон оно что! Так, наверно, положено? Выражение лица у меня в этот момент, очевидно, не самое умное. Заметив, как насмешливо скривила губы девица, я ловлю себя на том, что забыл закрыть рот.

— Ну, ясно, — говорит она. — Так я и думала — мал еще.

Я начинаю что-то мямлить:

— Да не в том дело… Просто я не в форме… То есть не в настроении, а кроме того…

Девушка опять закуривает. И презрительно выдыхает дым прямо мне в лицо.

— Да ладно, кончай! Просто я не в твоем вкусе. А то б уж давно попытался, верно? А я вообще ни в чьем вкусе. В этом все дело. Когда нужно было достать кабель и сделать проводку, когда им понадобились транзисторы и реле для светомузыки, когда кому-то надо было мыть стаканы или расклеивать афиши — я всем нравилась. Еще как нравилась-то! Но танцевать со мной никто не хотел. Знаешь, что сказал мне Длинный Хандрик (его выбрали завклубом, а меня — его правой рукой), знаешь, что он мне сказал, когда наконец догадался меня пригласить, но уже после первого круга бросил? «Магда, с тобой танцевать — все равно что с кем-то из парней. В голову лезет всякая муть — что бы такое учудить и так далее». Вот что он мне сказал. Всякая муть. Со мной ему ничего больше в голову не пришло. Хочешь еще что-нибудь выпить? Нет? Ну, а я позволю себе еще стаканчик. Душа горит.

Она сделала смесь и выпила.

— Ну, ясно, — начинает она, едва успев коснуться затылком стены, — ну, ясно, теперь они все умотали. Мол, было и прошло. Но кто-то должен же был остаться. До конца. Все размонтировать. Тут я опять всем понадобилась. Да я их теперь на дух не переношу.

В ее голосе и впрямь было что-то мужское. А может, так только казалось из-за музыки. На фоне этой патоки любое крепкое словцо бьет тебя как обухом по голове.

— Но я еще не начинаю демонтаж. Буду здесь сидеть до последнего. Это мой единственный шанс, понимаешь?

Выражение моего лица, вероятно, было достаточно красноречивым ответом.

— Само собой, ничего ты не понимаешь. Да и где тебе. Для тебя я старая дева. Отвратная баба. И не возражай. Я на тебя не в обиде. Привыкла. Знаешь, что такое АТМ? Само собой, знаешь. Это и есть моя специальность: автоматика и телемеханика. Днем я работаю в карьере — управляю транспортно-отвальным мостом. Там меня никто не обведет вокруг пальца. И вообще — только я одна знаю, сколько еще смогу здесь просидеть. Усек? Только я одна!