Иоахим Новотный - Избранная проза

— Так нельзя, товарищ. Побольше дисциплины!

Отец Дикси тут же сделал шаг к примирению. Он протянул моему отцу бутылку пива, из которой сам то и дело отхлебывал. Однако дар его был отвергнут.

Тем не менее работа продолжалась. Дикси вся пылала от усердия. Она выхватила у меня из рук ведро с водой, которое я наполнил в туалете, и смахнула со лба выбившуюся светлую прядь. При этом она коснулась моей руки и шепнула:

— Здорово, правда? Мы с тобой как муж и жена.

После этого я предпочел помогать своему отцу.

У нее вообще привычка смахивать со лба выбившуюся прядь. Вот и сейчас, стоя рядом со мной в очереди, она делает этот жест.

— Нечего пристраиваться! — говорит женщина, стоявшая за мной. Она оттирает Дикси в сторону и наступает мне на пятки.

— Никто и не пристраивается! — рявкаю я в ответ.

На некрасивых девчонок и скандальных женщин я всегда завожусь с пол-оборота. Но обмен любезностями прерывается — подходит моя очередь платить.

Уже вскочив в седло, я слышу голос Дикси:

— Погоди-ка!

Ну нет, ждать я больше не в силах. Я горю желанием что-то делать. Что-нибудь нужное, настоящее. И никто не имеет права меня задерживать.

— Тогда я пойду с Луцем смотреть мопед! — кричит мне вслед Дикси.

— Вот и иди себе! — бросаю я через плечо.

И мир поворачивается ко мне своей лучшей стороной.

Голубое небо, деревья в пышном цвету, словно в нежно-розовой пене, птицы щебечут, пищат и заливаются трелями, как оголтелые. Я в темпе выруливаю в проулочек между садовыми участками, проскакиваю мимо коттеджа, в котором живет Дикси, и вылетаю на асфальт загородного шоссе. И моментально оказываюсь в сущем аду — тучи отработанных газов, вонь плавящейся резины, агрессивный рев моторов, — тут властвует тот, кто сильнее. Меня обгоняют все кому не лень и все больше и больше оттесняют к правой обочине. Руки, лежащие на руле, уже задевают за листья придорожных кустов — блекло-желтые, а не нежно-зеленые, какими они должны бы быть в мае. Люди, пустившиеся сегодня в путь-дорогу, очевидно, отодвигают наслаждение весенним днем до того момента, когда они найдут наконец место для стоянки. Тогда они решатся на пешую прогулку для осмотра местных достопримечательностей — при условии, что те расположены поблизости. Нельзя же надолго терять из виду зеркальную поверхность новой машины.

И я пользуюсь первой же возможностью свернуть с шоссе куда-нибудь в сторону. Узенькая тропка, ведущая в глубь соснового леса, стелется под шины моего велика. Через десять минут быстрой езды я останавливаюсь. Кукует кукушка. Кричит сойка. Стучит клювом дятел. А между этими четко различимыми звуками потрескивает тишина.

Нависнув над рулем, я опять изо всех сил жму на педали. Двадцать минут настоящей спортивной езды, глядя только прямо перед собой. Асфальт подо мной плывет назад, шины мерно шелестят. Еще десять минут! Но вдруг я чувствую легкую боль в груди. Значит, все, хватит. Я качусь по инерции. Когда боль отпускает и дыхание выравнивается, я вновь обращаю внимание на окружающую природу. Лес все тот же, что и был: сосны, сосны, сосны, одни сосны. Высоченные стволы, молодая поросль, питомнички. Ни тебе кукушки, ни сойки. Только вечный, как мир, стук неутомимого дятла. Он меланхолично долбит там, где зелень густая, голубизна бездонная, а аромат такой, что голова кругом идет.

Не особенно торопясь, качу дальше. Впереди у меня целый свободный день. Вдруг лес справа отступает — целый участок выкорчеван. На солнце поблескивает пахучий глубинный песок, вывернутый при корчевке на поверхность и громоздящийся вдоль корневых ям островерхими кучами. Здесь даже дятла не слышно.

Несколькими километрами дальше я огибаю прицеп, груженный бутовым камнем. Он стоит на правой обочине, слегка съехав боком в кювет: дышло его лежит на земле.

Наконец-то впереди появился дорожный знак. Его красный цвет бросается в глаза своей чужеродностью на фоне зеленых и бурых тонов здешнего ландшафта: знак то ли запрещающий, то ли предупреждающий. Я сильнее нажимаю на педали. Оказывается, знак предупреждает о железнодорожном переезде. Не успеваю я к нему подъехать, как две половинки шлагбаума, словно движимые невидимой рукой, закрываются прямо перед моим носом. Такие препятствия я обычно преодолеваю резким маневром. Но сейчас мне почему-то не хочется. Я стою — одна нога на земле, другая перекинута через раму, — опершись локтем о седло, а подбородком на руку. Видать, сейчас пройдет поезд. А вдруг какая-то девушка посмотрит на меня из окна? Иногда я позволяю себе такие беспочвенные надежды. Она увидит, какой я задумчивый, погруженный в свои мысли и вообще загадочный. И весь остаток пути ей будет о чем мечтать.