На своем столе я обнаружил недоделанную работу. Программку «Натана Мудрого». Мои идеи относительно ее оформления были одобрены.
Однажды на людной улице мне в глаза бросился человек. Я пошел за ним и сразу понял, что уже раньше видел его. Но где? После долгих раздумий я сообразил: это был тот человек, который хотел еще раз взглянуть на могилу своего отца, но не смог ее найти, а потом, посреди заброшенной деревни, так беспокоился о своей машине. Не встреть я его случайно, я никогда бы о нем не вспомнил. А потом мне стало все труднее вспоминать свой позор и чувство вины. Дабы избежать потерь, связанных с такими провалами в памяти, я и написал этот отчет.
Перевод Е. Вильмонт.
К сожалению, я не из тех товарищей, у которых идей хоть отбавляй. Обычно я долго раскачиваюсь, прежде чем до чего-то додумаюсь. Иногда все начинается еще во сне. Например, лежишь рано утром в постели и видишь: кто-то кого-то избивает. То есть нечто такое, чего на самом деле и в помине нет. И это известно тебе только по рассказам о давних временах или о других частях света. Почему именно мне это может привидеться, объяснить не могу. Знаю лишь, что меня это мучает. Я начинаю метаться, я… Но об этом даже Луцу не стану рассказывать. Еще не совсем проснувшись, вдруг слышу голос матери. И звучит он как-то необычно резко. Наверняка что-то у них там в кухне стряслось.
— Я знала, что так получится. Знала!
— Ну и что с того? — слышится густой бас отца. — Что толку, что ты знала? Старик до сих пор сидит там, и ни с места.
— Не смей так говорить о моем деде!
— А что, разве он не старик?
— Это еще не значит, что ты имеешь право сбрасывать его со счетов.
— Как будто такого сбросишь! Этот заскорузлый упрямец еще не раз напомнит о себе!
— Ах так, заскорузлый упрямец!
— Меня уже на улице останавливают и спрашивают: почему он никак не переедет в интернат для престарелых, там тебе и уход и все прочее. Почему сидит там сиднем? Причем один ведь остался, последний. Это похоже на вызов!
— А если он не хочет!
— Что значит «не хочет»? Разве меня кто спрашивает, чего я хочу? И мне же приходится выслушивать упреки. Причем от одного из районных руководителей. Так-то, девушка.
Если отец называет мать «девушкой» — значит, настроен либо крайне благодушно, либо из рук вон плохо. Попробую разобраться. Но мать, видимо, знает в чем дело. И берет на два тона ниже:
— Может, тебе стоит еще разок к нему съездить? Поговорить с ним по-хорошему?
— И не подумаю! Чтобы он опять наплевал на мои слова, будто я какой-то сопляк. Кроме того, завтра мы все отправляемся на прогулку в Исполиновы горы, и точка!
После этого бодрящего обмена репликами наступает молчание — то самое, из которого умельцы могут состряпать целый роман. А я ворочаюсь в кровати и не нахожу себе места, словно именно меня избили. Наконец, мне удается пересилить себя. И я хоть и с трудом, но встаю. У двери кухни я бормочу нечто нечленораздельное, что при большом желании можно принять за «доброе утро». Поскольку такого желания ни у кого не возникает, ответом меня не удостаивают. Когда я вхожу в кухню после душа, картина уже другая. Мать бодро гремит чашками, отец жует, не отрываясь от газеты. Он читает рубрику «И такое случается!». Она находится на предпоследней странице внизу слева. А в остальном, дескать, мир в порядке. Меня так и подмывает показать им, что я их игру насквозь вижу. Но ничего путного в голову не приходит. Поэтому я молча хватаю сумку и ухожу.
Потом урок немецкого, то есть фройляйн Броде. Она, как всегда, полна оптимизма.
— Хеннинг, я уверена, что сегодня ты готов к уроку.
Чтобы не слишком ее разочаровывать, я даю себе труд встать. Прямо с утра приходится пускать в ход главное свое оружие — вид наивного простачка. Люди говорят, что у меня редкие светлые волосы и кроткие голубые глаза. Зеркало, к сожалению, подтверждает их правоту. Но никто не знает, что на самом деле я другой. Во мне сидит этакий темный и весьма меланхоличный типчик, который в решающий момент может, однако, с маху врезать. Такой момент пока еще не наступил. На оптимизм фройляйн Броде можно ответить только голубоглазием.
— А я думал, нам этого не задавали.
Я даже несколько разочарован, ибо вижу, что она мне верит. И делает то, что ей и остается: вызывает Гундулу Фишер. Эта все знает. Всегда и все. И пока она отвечает, оптимизм фройляйн Броде взмывает вверх на мощной волне положительных эмоций, вызванных добросовестностью и прилежанием современных школьников.
Читать дальше