Иоахим Новотный - Избранная проза

Бруно слушал все это, и лишь уголки рта у него подергивались.

— Слушай, Клаушке, — тусклым голосом проговорил он, — чего тебе от меня надо? У тебя же есть все, что твоей душеньке угодно. Или ты все еще корчишь из себя бургомистра?

— А что ж прикажешь делать, если такие, как ты, уперлись и ни с места.

— А! — насмешливо произнес Бруно. — Сколько же у тебя забот! Брось ты это, Клаушке. Представь себе, есть вещи, которые тебе не понять. И не вздумай предложить мне место в доме для престарелых. Понятное дело: тебе охота упечь меня туда и избавиться. А я вот охотно поживу еще здесь. Тебе назло.

— А девушка?

Клаушке обернулся к Гундель. Она тем временем почти незаметно ушла. И мне очень хотелось бы знать, что значила ее улыбка, с которой она последний раз обвела взглядом залу. Между тем захватывающий спектакль продолжался.

— Видишь ли, Клаушке, — спокойно сказал Бруно, — сейчас кое-что выяснилось: ты все еще у власти. И хочешь отнять у меня мою девочку. Но тебе это не удастся. Она по доброй воле останется со мной. По доброй воле, понимаешь? Или тебе это выражение незнакомо?

— Это ты рассуждаешь о доброй воле?! Твой батрак ведь тоже по доброй воле стал калекой! И Густа по доброй воле от тебя сбежала, когда ты хотел повалить ее на сеновале. И жена твоя добровольно позволяла себя избивать. Господи боже мой!

Бруно выпрямил спину.

— Вот бога ты не тронь. С ним ты вряд ли поладишь!

Клаушке, казалось, сдался. Он обернулся к нам и произнес саркастически:

— А еще говорят, что с возрастом человек становится мудрее.

Но Бруно еще не выговорился.

— Смотри-ка, теперь ты хочешь отказать мне еще и в здравом смысле? Продолжай в том же духе. Я только удивляюсь, как это ты не обозвал меня кулаком? Или просто не успел? А может, дожидаешься, пока я сойду в могилу? Придется немножко подождать, мой милый, а я уж это времечко проведу так, как сочту нужным. А сейчас я хочу праздновать! Потому что рядом со мною дама! И, как видишь, подходят уже и первые гости. Давайте веселиться, люди добрые! Шампанского сюда!

Как это вышло, что Йозеф, с ухмылкой на морщинистой роже, оказался за столом рядом с Китти? Клаушке подождал, пока действительно принесли шампанское. Тогда он запихнул в карман свои брошюры, еще раз обмахнул стол полами своей кожанки и ушел не попрощавшись. Он правильно истолковал жесты, которые опять пришли на смену словам: деловитые движения хозяина, обтиравшего бутылку, горящий взгляд Недо, наблюдавшего за тем, как ее открывают. Движение Краутца, обернувшегося сперва ко мне, потом уже к сидящим за круглым столом. В таких случаях лучше не затягивать момент провала, пока он не стал мучительным. Лучше уйти и вовремя предаться воспоминаниям. Я это ясно почувствовал.

Но тут хлопнула пробка. Недо тряхнул своей рыжей гривой, как будто это был по меньшей мере пушечный выстрел. Краутц же не ограничился поворотом головы, он все-таки выдавил из себя несколько слов, и они повисли в воздухе. Эти слова не требовали особой фантазии и, так сказать, балансировали на грани между серьезностью и шуткой. И по двусмысленности были подобны жесту:

— Вместе пили, вместе сели.

Недо поднялся первым. Краутц пропустил меня на шаг вперед. То, что мы не сразу вступили в круг пирующих, дало по крайней мере хозяину возможность спокойно накрыть круглый стол.

Через два часа наша пирушка приобрела уже сибирский размах. Мы давно перешли с шампанского на водку. На столе стояли аккуратно откупоренные бутылки, банки с огурцами и тарелка, полная бутербродов с салом. Хозяйка один раз встала из-за стола — принести горячие сардельки. Потом, с некоторой даже категоричностью, уселась подле Бруно. А он восседал между двух женщин, как будто это место полагалось ему по праву. В какой-то момент он кивком подозвал и хозяина, до тех пор сновавшего от стола к стойке и старавшегося не подсаживаться к столу компании. В первый раз я заметил в нем что-то вроде подхалимства. Он нагнулся под стойку, вытащил тряпку и стал тщательно вытирать загнувшийся край клеенки, там, где сидел Бруно. Потом он унес тряпку, обстоятельно и торжественно вытер руки и наконец гостем сел за свой собственный стол. Едва опустившись на стул, он сказал:

— Теперь я свободен.

И со всей почтительностью выпил рюмку водки.

Приходится только удивляться, как я, после всего выпитого, еще мог замечать какие-то детали происходящего. Впрочем, это для меня никогда не было проблемой. Проблема начинается лишь в тот момент, когда начинает слабеть мой рассудок. Когда все мне кажется безумно интересным в весьма сомнительном смысле этого слова. Когда на время включаются чувства и образовавшийся вакуум заполняет какая-то мешанина впечатлений, в которой я могу разобраться лишь много позднее.